Переступив черту ворот, Монзырев в сопровождении волхва и Мишки, оказался за частоколом капища. Дружинники, не став мешать своему боярину, остались за внешним забором. Первое, что увидел Анатолий, был высокий дубовый столб, потемневший от времени и непогоды; венчался он, подобием человеческой головы, грубо вытесанной топором. Земля под ним обильно полита почерневшей запекшейся кровью жертвенных животных. Рядом стояли идолы поменьше, такие же почерневшие со щелястыми лицами. Святогор глянув на озадаченное лицо Монзырева, пояснил:
— Велес!
Лицо боярина разгладилось в улыбке.
— О-о! Старый знакомец. Мишаня. Быстро вина сюда, три кружки и закусь, мухой!
— Сделаю, батька!
— Бегом!
Пацан выбежал из капища, словно за ним гнались вороги, своим видом чуть не напугал воинов, ожидающих вождя. Пробежал тропою в деревню, где стала на постой и отдыхала дружина.
Воинский стан расположился рядом с околицей, в нем не было шатров, не видно было и котлов для приготовления пищи. Дружина шла налегке. Воины нанизав разрубленное мясо на прутья, жарили его прямо на углях, каждый для себя, но не забыв и про своего боярина. Подбежав к своей лошади, юноша отвязал от седла бурдюк и котомку возимую всегда с собой. Окликнув неподалеку расположившихся родичей:
— Парни, там боярину кусок жареного мяса понадобился, богам в капище требу принести хочет. У кого готово уже?
— Иди, забирай, Михайло, — откликнулся один из десятников.
В это же время в самом святилище, Монзырев не обращая особого внимания на волхва, подошел к дубовому истукану поближе, заговорил с ним.
— Здрав будь, Велес Корович. Вот и свиделись. Спасибо за помощь.
Святогор не мешая общению с Высшим Богом священного места северян, молча стоял в стороне, ненавязчиво прислушиваясь к словам главы прибывшей дружины. Он отметил про себя какую-то неправильность в поведении чужака. Человек общался с богом, словно считал его равным себе.
Прибежал, запыхавшись от бега юнец.
— Вот! — протянул он бурдюк и, открыв котомку, выложил на тарелку лепешку, еще горячее мясо и сыр.
Монзырев сам извлек деревянную пробку из горловины бурдюка, налил в кружки пахучее ромейское вино, покромсал мясо и сыр ножом, подвинул тарелку со съестным чуру.
— Трапезу-то с нами разделишь? Или односторонне мне с тобой общаться прикажешь? — спросил, глядя вверх на вырубленные контуры деревянного лика божества.
Опешивший от такой наглости служитель культа хотел, уже было, открыть рот и высказать свое возмущение непочтительным поведением пришлого в святое для жителей селения место, когда с удивлением увидел, как дубовая колода Велеса исчезает за плотной туманной дымкой, пространство вокруг нее заметно спрессовалось в тугую пелену серого цвета. Взявшийся вдруг ниоткуда поток ветра, задев самым краем лица присутствующих, резким порывом обрушился на туман, сдув его в один миг, проявил на месте исчезнувшего в небытие истукана крепкого седобородого мужика в белой полотняной одежде, подпоясанного широким ремешком из бычьей кожи.
— Ве-е-елесе! — восторженно пролепетал старый волхв.
— Развлекаешься, смертный? — грозно спросил появившийся из тумана бородач. — Бога от дел отрываешь?
Услышав, предъявленное не ему обвинение, волхв пал ниц перед стоящим в трех шагах богом.
— Тебе мольбы и требы воздаем, тебя почитаем превыше других. Прояви милость к детям твоим. Радуемся уже тому, что есть ты у нас, великий боже. Если обиды в чем есть, прости, исправим все. Принесем жертвы великие от всего корня северянского.
— Вот, смотри, как с богом разговаривать потребно! Сейчас разгневаюсь, лишу тебя покровительства своего. Как жить дальше будешь?
Монзырев неспешно стал на колени, припал ладонями к траве, ударил слегка лбом землю и заголосил, перекрывая стенания волхва:
— Прости, великий и могучий! Раба своего тупого, прости! От скудости ума произошло сие. Прости, сирого и убогого. Знаю силу твою, боюсь тебя.
Мишка глядя на то, как Монзырев унижает себя и возвеличивает стоящего перед ним, тоже брякнулся на колени, опустив голову, исподлобья наблюдал за Велесом.
— Не юродствуй, боярин. Хотя-а, — славянский бог, будто в раздумье почесал пятерней шею под окладом бороды, изрек, — уже лучше.
Вдруг Монзырев, как ни в чем небывало поднялся с колен, демонстративно отряхнул их ладонью, встал спокойно напротив бога.
— Ну, что, полегчало, Велес Корович?
— Николаич, я тебя точно когда-нибудь прибью.
— Ну, это твое дело. На то ты и существо высшего порядка.
— Рассуждаешь как последний безбожник.
— Был бы безбожником — не стоял бы перед тобой. Ну, что, за встречу что ли? По-маленькой.
— Да, не на сухую ж, раз позвал.
— Старику-то подняться разрешишь? Или пускай поклоны отбивает?
Уже другим, более возвышенным голосом, Велес обратился к волхву:
— Встань Святогор, вижу моленья твои каждодневные и требы, принесенные родовичами твоими.
Волхв замолчав, приподнял голову, в глазах читалось обожание и почтение.