Страж южного рубежа

— Так, светлый князь, слух он слух и есть. Все равно, как пересказ через десятые руки слуха о крупном выиграше, случившемся с одним иудеем. Так в нем тоже по городу слух понесся, мол, некий, иудей Рабинович выиграл в кости у местного князя сто гривен. Все ахали, завидовали счастливцу, восхищались. Вконце концов, рассказ о небывалой удаче хазарина, дошел до сведующего человека. Тот долго плевался, потом озвучил истину, какой она была на самом деле, сказал: «Ну, во-первых, не Рабинович, а Кац, во-вторых, не в кости, а наспор, в-третьих, не сто гривен, а куну серебра и не выиграл, а проиграл».

— А-ха-ха-ха! Что, правда, такое случилось? Что-то я никогда не слыхал таких имен. Ха-ха-ха!

— А, правда в том, государь, что твой боярин приезжал сватать одну из моих сестер, за сына молодшего.

— Во-о, люди как переиначить дело могут. Засватал?

— По весне оженим молодых. У нас в городке и жить будут, уже и договоренность есть с боярином.

— А что, у тебя вон еще сестра на выданье имеется, или я не прав?

— Прав, государь.

— Ну, так вот у Твердятича сын не женатый. Ты ж его видел, Ратмир это. Боярин уже четверых старших оженил, уже и внуков куча, мал-мала меньше. А давай окрутим? Или приданого нет?

— Да за приданым дело не станет. Только условие у меня одно, Дидами нашими, роду завещано.

— Ну?

— Жить молодым здесь, с нами. Оборонять границу. Не пускать ворога на земли твои.

Глаза Твердятича забегали. Предложенного князем, он никак не ожидал.

— Так ведь гридень он твой, княже. Как же из столицы в далекую даль, младшенького-то отправлять?

— Что, не хочешь, Твердятич? Или невестка не по нраву?

— Дак ведь, князюшка-батюшка, я ее почитай и не рассмотрел. А Ратмир, так и вовсе не встречал.

— Так вызвать его сюда. А вот желаю оженить и сватом буду сам, — от своего решения князь пришел в восторг. — А ну, Гордей Вестимирович, вели боярыне своей приодеть деву для показа жениху.

Обалдевшие от такого напора, Монзырев с боярином Ставром Твердятичем, хлопали глазами не зная, что делать.

— Чего застыли? Боярин Олесь, жениха сюда.

— Слушаюсь, светлый князь.

Монзырев тоже вышел из светлицы, проследовал к жене на второй этаж.

— Что там? — Задала вопрос, увидев озабоченного мужа Галина.

— Кажись, приплыли, Гала.

— Да, говори ты толком. Что случилось?

— Анну нашу князь замуж вознамерился выдать за сына боярина Ставра Твердятича. И отговорить, судя по всему, не получится, самодур еще тот.

— Ха-ха-ха, — на нервах вырвалось у Галки.

— Что, ты смеешься? Давай Аньку наряжай, желает смотрины устроить, и немедленно. Уже за женихом послали.

Галина метнулась в комнату, где жили девушки. Монзырев спустился к князю в светлицу.

Первым кого увидел Анатолий, спустившись по лестнице, был старый варяг:

— Ты не переживай, Николаич, — улыбаясь, произнес он. — Наша Анна не может не понравиться. Тут, главное, что б жених ей по сердцу пришелся.

— Вот, я за это и переживаю, Гунарович. Князю ведь поперек слова не скажи.

В светлицу терема вошел боярин Олесь, за ним следом, с кислым лицом плелся Ратмир. Судя по всему, боярин успел обрисовать перспективы новоявленному жениху. Увидав вошедших, князь взял быка за рога:

— Вот, что, Ратмир, несмотря на то, что поединок ты вчера проиграл, я решил проявить милость. Я сватаю за тебя сестру боярина Гордея Вестимировича и оставляю тебя здесь в пограничье, дабы учился ты мастерству наворопному, чтоб не проигрывать юнцам в потешных сварах. Чую, скоро война будет и мастерство это тебе, ох, как пригодится. Ну, что молчишь? Благодари своего князя.

На Ставра Твердятича было страшно смотреть. Старый царедворец, не раз выходивший сухим из воды, попал, как лис лапой в капкан и лапу эту, судя по всему, придется отгрызть. Князь неумолим.

Монзырев тоже был в легком нокауте, но вспомнил высказывание старшего товарища по службе в армии, Семибратова, поделившегося своими умственными измышлениями:

«Толя, в армейской жизни, если ты не на войне, в случае, когда тебя дерет начальство по поводу и без оного, и не говорит, как долго это будет продолжаться и почему такое счастье обломилось именно тебе, не надо возмущаться. Это бесполезно. Прими, как должное, расслабься и постарайся получить хотя бы удовольствие мазохиста. Закон курятника, знаешь?».

Тогда на вопрос Монзырева:

«А на войне, как?».

Семибратов хмыкнув, ответил:

«А на войне, тебя дорогой, по пустякам драть не будут. Начальство, оно тоже жить хочет. А ты может после разговора с ним, залудишь стакан водки и решишь, что пара патронов в магазине у тебя явно лишние. Вот так, мой юный друг».

Вот Монзырев и расслабился, налив себе в глиняную кружку хмельного меда, выпил — вроде бы похорошело.

По лестнице вниз сошла боярыня Галина Олексовна, поклонилась князю:

— Светлый князь, позволь представить тебе на смотрины и одобрение, сестру нашу Анну, не суди строго нас деревенских.

— Ай, матушка — боярыня, не льсти мне, по хорошему завидую мужу твоему. Иметь такую водимую — счастье. И умна и лепа. Ну, веди невесту.

— Анна! — Позвала боярыня.