Страж неприступных гор

Чернота ночи сменилась грязно-серым рассветом. Недалеко от верха лестницы двое солдат пытались успокоить бьющуюся в истерике женщину. Третий держал факел. Она увидела Раладана.

— Возьми! Свет! — крикнула она. — А вы идите, идите отсюда!

Солдаты переглянулись. Раладан взял факел и жестом отослал их. Кеса сунула ему в руку смятый надорванный листок.

— Читай, — сказала она. — Это от нее.

Неловко, одной рукой, поскольку в другой держал факел, Раладан пытался расправить письмо. Он узнал почерк Ридареты; он всегда считал, что она умеет прекрасно писать, как настоящая княжна… И это было правдой. Воспитанная в хорошем доме девушка научилась искусству каллиграфии.

У него дрожали пальцы.

— Я не смогу… Прочитай мне, госпожа.

— Я уже читала, — сдавленно сказала она. — Не знаю, сумею ли еще раз…

Размазывая по щекам слезы, она начала:

— «Раладан, Китар… Я сплю. Скажите ребятам, чтобы не называли корабль „Слепая Риди“, ибо я вернусь и снова буду ходить по морям… Через четыре года. Я пишу это и не знаю, вернется ли за мной Кеса. Ее слишком долго нет…»

Посланница поднесла руку ко рту и замолчала, прикусив костяшки пальцев.

— «Если она не вернется, — помолчав, продолжила она, — то вы не получите этого письма. Тогда все уже не имеет значения. Риолата не злая, она просто… Я хотела с ней так, как вы со мной: познакомиться и понять, только не вблизи, осторожно. Я зря на вас кричала, поскольку сама делала то же самое. Но теперь кое-что стало для меня крайне важно, и я подошла к Риолате как можно ближе. Я многое узнала, и мы поняли друг друга. Через четыре года я уже буду юной девушкой, а она меня разбудит, и у вас снова будет ваша Рида, а у меня — вы. Риолата и я — теперь одно целое, она хранит мою память, недостатки, даже достоинства, если таковые есть… Всю меня. Когда я проснусь, я буду такая же, как сейчас, только немного умнее. Я люблю вас и не могу дождаться, когда… Я люблю вас. И кое-кого еще, но… Нет, ничего. Ридарета. Лишь бы только Кеса вернулась».

Посланница закончила и глубоко вздохнула.

— Держи ее, — сказала она, отдавая бесформенный сверток. — Она еще совсем маленькая. Будешь ее ждать? Ибо я буду.

Трясущимися руками Раладан отвернул угол окровавленной тряпки. Из-под него выглянула крошечная головка новорожденного — девочки, которой в будущем предстояло стать матерью своей сестры-близнеца, маленькой Алиды; та, однако, получила от кого-то настоящую жизнь вместо красной силы.

Но об этом знала только Кеса. И только она могла понять.

ЭПИЛОГ

С деревьев медленно падали последние пожелтевшие листья.

Две свободно спутанные лошади не столько паслись, сколько прогуливались на краю увядшего луга возле леса.

Конец золотой дартанской осени был сухим и теплым. На земле, опершись спиной о ствол клена, сидел бородатый лысеющий мужчина, лениво жуя краешек желтого листика.

Некрасивая девушка в одежде для езды верхом, с маленькой серебряной подвеской на шее, не отводила взгляда от лица господина.

— Мне очень хотелось все это кому-то рассказать, — помолчав, сказал он. — Как следует и по порядку… Похоже, немного не получилось.

— Получилось, — очень серьезно ответила она. — Но…

— Смелее, Сема. Это никакие не тайны, во всяком случае не здесь, поскольку не поедешь же ты на Агары, чтобы рассказать их князю, что у него есть внучка? Я не сказал ничего такого, о чем не могла бы знать моя решительная телохранительница.

— Госпожа не будет сердиться?

— Госпожа оторвет мне голову, если я стану чаще выбираться на прогулки с невольницей, чем с ней… Но за то, о чем я говорю? Нет, она не будет сердиться. Разговор — это… внешнее проявление мыслей. Она сама так сказала, я просто запомнил.

— Но я… я думала, что вы не убьете того посланника.

Готах задумчиво покачал головой и вздохнул.

— Самое грустное, Сема, что тот человек… которого, однако, не следует опрометчиво осуждать, поскольку кое в чем он был, пожалуй, прав… Самое грустное то, что он, собственно, убил себя сам.

Ибо он вернулся, и никто уже никогда не ответит на вопрос — зачем. Может, затем, чтобы завершить начатое; может, за своими пропавшими в луже чернил записками… А может, еще зачем-нибудь. Он разозлился, сражался с Кесой, но потом остыл… Он не был убийцей, и я не верю, что он хотел хладнокровно прикончить мою жену. Он вернулся назад, а обычный дартанский солдат даже не знал, что делает, послушавшись лишь инстинкта воина. И разрубил ему голову одним ударом меча.

Девушка задумчиво молчала, глядя на большой камень, лежавший среди угрюмых серых кустов дикой розы.

— И этот камень — это…

— На его боку ты найдешь имя «Ридаретта». Госпожа вернулась домой «своим способом» не только потому, что обратное путешествие через Громбелард ее бы наверняка убило. Прежде всего она хотела забрать из большого прогнившего ящика искалеченное тело, которого князь Раладан не должен был видеть. Ведь она обещала, что он его не увидит. А заново заваленное подземелье, в котором освобожденный из оков страж законов пробудится, когда завершится война Шерни… не самая подходящая гробница для княжны Риолаты Ридареты.

— Так она умерла? Или жива?