Страж перевала (сборник)

Ефим беспомощно закружил по доту. Как выйти отсюда? Ведь он погибнет здесь, умрет от голода и жажды рядом с бессчетной громадой яблок. Путило появится не раньше чем через шесть недель, а то и позже. Столько ему без воды не прожить.

Ефим потолкал намертво заклиненную дверь, поднял и уронил несколько досок.

Бесполезно. Прочный свод не сломать.

В дальнем углу Ефим поднял смятый клочок бумаги Должно быть, он валялся на полу с самого сорок четвертого года, с тех пор, как взвод саперов разминировал под горой контрэскарп. Зря они это делали. Если бы дот был заминирован, его можно было бы взорвать. Замечательная вещь минное дело, с ним не страшны никакие преграды. А еще на свете есть минирующая моль. Она портит яблоки. Умница.

Ефим разгладил хрупкий листок, поднес его к свету, начал читать:

«Разрушение бетонных оболочек при взрыве происходит в соответствии с формулой Сен–Венана:

[написание формулы см. в рукописи]

где q — критическое давление; t — время действия взрыва; а — пролет выработки; E — модуль упругости материала крепи; I — момент инерции поперечного сечения крепи; m — вес элемента кре…» — дальше страница была оборвана.

Ефим просиял лицом. Как все просто! Взорвать дот можно, мудрый Сен–Венан давно решил для него эту задачу. Пусть пленник не властен над модулем упругости и весом крепи, но, чтобы разрушить стену, надо всего лишь увеличить время взрыва. Надо взрываться подольше.

— А–а–а!!! — завопил Ефим и забарабанил кулаками по бетонной плите.

Тяжелые своды легко погасили крик. Слишком велик момент инерции и малы вес и плотность заряда. Он останется здесь.

Ефим расстегнул плащ, вытащил из брюк ремень. Сложил его двойной петлей, как учили на гражданской обороне. Так накладывают на раненую конечность ременный жгут. Если как следует потянуть за свободный конец ремня, то жгут можно будет снять только с помощью плоскогубцев или ножа.

Ножа у него нет. Плоскогубцев тоже.

Ефим осторожно просунул голову в петлю, потрогал свисающий конец ремня, сел на край орудийного стола и начал смотреть наружу.

Голый склон, полузасохшая яблоня, пустая дорога, брошенное поле, заросшее цеплючей ивой. Весь мир ужался до размеров сектора обстрела. И нечем стрелять. Бодливой корове бог рог не дает. А как хотелось бы сейчас иметь если не пулемет, то хотя бы винтовку. Уж тогда он не стал бы беспомощно смотреть, как по склону среди бела дня катится яблоко огромный, праздничной окраски штрифель. Катится вниз, конечно, куда же ему еще катиться?

Неприметная ложбинка увела его мимо цели, вбок. Штрифель остановился и так же мерно направился в гору. Неподалеку от древней бесплодной яблони он выбрал место и замер, уютно устроившись в мертвой осенней траве.

Ефим закрыл глаза, чтобы не видеть.

Эх, яблочко, куда котишься?

Машенька

Марина Сергеевна подклеила заговоренный пупок кусочком лейкопластыря, устало распрямилась, улыбнулась младенцу и пальцем пощекотала ему круглый мяконький животик. Ребенок приоткрыл сонные глазки и довольно вякнул.

— Все в порядке, — сказала Марина Сергеевна, — через два дня снимете пластырь, пупочек к этому времени подживет, грыжки тоже не будет. Но на всякий случай следите, чтобы пацан поменьше плакал. А то мы у мамки голосистые…

— Спасибо вам огромное, — говорила женщина, ловко пеленая мальчика, который, как это всегда бывает после заговора, уже спал. — Мы уж просто не знали, что и делать, ни один врач не помогал, на операцию хотели класть, такого махонького… — женщина всхлипнула, — да вот научили люди к вам обратиться… Спасибо…

Она полезла в сумочку, достала приготовленный конвертик, протянула его Марине Сергеевне.

— Не надо, — тихо сказала та. — Это был совсем простой случай, я за такие деньги не беру. Вы только другим не говорите, а то ведь со стороны один заговор от другого не отличить.

— Может, все–таки возьмете? — робко предложила гостья. — Вы так нам помогли.

— Говорят, не надо! — Марина Сергеевна чуть не силком засунула конверт обратно в сумочку и пошла провожать гостью.

Вообще–то заговор был очень трудным, но Марина Сергеевна обладала невыгодной для себя способностью болезненно чувствовать, когда предлагаемые деньги шли от избытка, а когда это оказывались с трудом выцарапанные у нужды рубли. В последнем случае взять деньги казалось попросту невозможным. К сожалению, семьи с маленькими детьми редко могли похвастаться материальным достатком.

Оставшись одна, Марина Сергеевна прошла на кухню, села, прижалась лбом к холодному пластику стола.

Скрипнула дверь, на кухне появилась мать. Остановилась в дверях, пожевала губами, ворчливо спросила:

— Опять не взяла?

— Оставьте, мамаша! — зло ответила Марина Сергеевна. — Не ваше это дело!

Мать исчезла, слышно было только, как двигает она по комнате стулья, ненужной деятельностью заглушая бессильный гнев. А Марине Сергеевне словно бы полегчало после того, как она выговорила отвратительное словцо «мамаша». Слово это было ненавистно ей с детства, ведь именно так мать называла бабушку.