Страж вишен

– Ну, здравствуй, Пал Игнатьич! – Сыч протянул вошедшему руку через стол. Никулин не двинулся с места.

– Что такое? – добродушно удивился «авторитет». – Али ты не рад меня видеть?

– Рад, Аркаша. Ужас как рад, – без тени приветливости проговорил Никулин. – Прогони своих шлюшек. Разговор у нас серьезный.

– Извините, рыбоньки, – развел руками Сыч. – Идите вон пока в бассейн, мальчиков моих развлеките. Они помоложе меня будут. Значит, и вам поприятнее, чем со стариком…

Никулин проводил девиц брезгливым взглядом и осторожно опустился на край стула, где только что восседала одна из них.

– С чем пожаловал, Пал Игнатьич? Ты уж извиняй, что я не при параде, без галстука…

– У тебя тут подслушек, надеюсь, нет? – хмуро глядя в глаза Сычу, спросил банкир.

– Ты эти свои гэбистские штучки брось. Я здесь с серьёзными людьми встречаюсь. Так что всё чисто, можешь базарить.

– Проблема у меня, Сыч. Чувствую – дерьмом от неё тянет. Один не справлюсь. Вот и пришел к тебе за советом.

Аркадий Александрович поправил простыню на своей безразмерной талии. Затем взял со стола бутылку и отхлебнул шампанское прямо из горлышка. Крякнул:

– Хорош-шо! Ты, кстати, Пал Игнатьич, выпить не желаешь? Или там девочку?..

Лицо Никулина вновь исказила гримаса брезгливости.

– Уволь меня от твоих потаскух… Я тебе о деле говорю, Сыч. Ты понял?..

– Ладно, ладно, не гони волну. Что там у тебя стряслось?

– Ты Оксану Огородникову знаешь?

– Ксюшу-то? Любовницу покойного Славки Климовича? Ну слыхал. Умная баба. И красивая. Но я с ней чисто так – «здрасьте-до свиданья». А какие у вас могут быть «тёрки»? Что-то я не врублюсь…

– А ты врубайся, Аркаша, – Никулин весь подался вперед. И продолжил, понизив голос: – Сегодня она встречается с Шитовым. Ей нужна лицензия на прямую торговлю с господами из-за «бугра». И к ней уже потянулись все эти… молодые предприниматели. Кулак она создает, понимаешь? Против меня. А значит, и против тебя!..

Сыч поскрёб пятерней затылок. Вторично отпил из горлышка.

– Да не, не может быть. У нас своя свадьба, а у нее – своя. Хотя…погоди, Пал Игнатьич. Она ж ведь и партию свою, кажется, задумала?..

– Уже создала.

– Сейчас-то эта партия – так, пшик, потрендели и разошлись. А завтра? Когда у ней «бабки» реальные появятся… Она ведь и на губернаторское кресло замахнуться может. Не сама, конечно – бабу у нас народ никогда не выберет. А своего человечка запросто просунет – на волне борьбы с местной мафией. Нынешний-то губернатор слаб, и через полтора года на выборах уж точно прос…ет.

– Наконец-то стал думать головой, Аркаша, – удовлетворенно улыбнулся Никулин. – Так что делать будем?

Сыч пригладил ладонью редкие волосы.

– Разобраться надо в ситуации. Раньше времени дергаться – тоже не резон. Вдруг это все – наши догадки?

– Размечтался! Я, Аркаша, с догадками бы к тебе не пришел, ты меня не первый год знаешь. Человечек у меня есть в команде Оксаны Кирилловны. Вот он-то и просветил…

– Ах, вот оно что!.. – Сыч изменился в лице. – Человечек-то надежный?

– Будь спокоен, Аркаша. Я ему, как себе верю.

Ставрополь, июнь 1982 года

– Куда ты теперь, Огородникова?

Она всхлипнула.

– Не знаю. Домой вроде стыдно. Надо же – какую-то дурацкую политэкономию завалить…

– Ладно, не переживай. Что-нибудь придумаем. У меня дружок есть, он «шишка» в горкоме комсомола. Так вот он просил подыскать ему надежную помощницу. А кто может быть надежней тебя, Огородникова?

– Так там, наверное, высшее образование нужно?.. – сквозь слезы, но уже с некоторой надеждой в голосе уточнила она.

– Точно не знаю, но, по-моему, нет. Гарик ничего такого не говорил.

– Спасибо тебе, Куницын. Большое спасибо.

* * *

Оксана закрыла лицо руками. Водитель (он же – охранник) Борис сразу же спросил обеспокоено:

– Оксана Кирилловна, вам плохо?

– Нет-нет, Боря. Всё отлично. Скоро приедем?

– Да минут через пять. Эх, если б не пробки эти…

Воспоминания, казалось бы, оставившие ее насовсем, нахлынули вновь. Она опять была наивной, девятнадцатилетней дурёхой, которая поверила своему сокурснику, подонку Куницыну и его дружку Гарику Селину, а потом насилу вырвалась из их «комсомольского» борделя. Вырвалась с потерями – на щеке алел кровоподтек, платье было разорвано в районе левого плеча. Так она и бежала по темным улочкам этого города – девчушка из деревни – пока не наткнулась на какой-то парк и не присела на скамейку. Хорошо еще, ночь выдалась теплая. Но глаз она не сомкнула. А утром почувствовала боль, да такую, что едва сумела встать. Идти ей было некуда – деньги и документы остались в общаге, где уже наверняка побывали Гарик и его озабоченно-комсомольская команда. Никаким вторым секретарём горкома комсомола Гарик, конечно, не был. Но какую-то мелкую должность занимал – а этого было вполне достаточно, чтобы устроить неприятности деревенской дуре, которая и так должна была уже неделю как освободить комнату в общежитии.

…Боль всё нарастала. У Оксаны помутилось в глазах. Какой-то прохожий дедок склонился над ней, что-то спросил…