Стража Лопухастых островов

— Не смей думать о пирожках!.. У нас, когда мама начинает солить капусту, от каждого кочана остаются кочерыжки. Они очень сладкие и полезные, в них витамины. А потолстеть от них совершенно невозможно. Посмотри на меня!

Лучик с печальной завистью посмотрел на поджарого тонконогого Авку. Авка же подумал: "Интересно, а у м е н я есть поэтическое воображение?"

— Кыш! — приказал он миске с пирожками (которые не убывали). Зажмурился и представил медный тазик с кочерыжками. Открыл глаза… Ура! Тазик был тут как тут, а пирожков след простыл!

— Бери! — велел Авка Лучику. И захрустел кочерыжкой сам. — Ну как?

— Н-ну… — с большим сомнением отозвался Лучик. Жевал он без радости.

— Не "ну", а прекрасно! У тебя же богатое воображение!

— И что с того?

— Вот и вообрази, что это самая прекрасная еда!

— Что-то… никак…

— Какой же ты тогда поэт? Извини уж, но тогда ты… так навеки и останешься "Пу-Пу".

— Нет!! — Лучик вцепился зубами в кочерыжку, как тигр в пойманную дичь. Даже зарычал тихонько. И сгрыз хрустящее угощенье в три секунды.

— Вот так и живи дальше, — наставительно произнес Авка. И повторяй заклинание…

— Какое?

— Сейчас досочиняю… — Авка вдруг тоже ощутил в себе стихотворные способности. — Минутку… Вот!

Очень вредны пирожки и пышки,Хоть у них весьма приятный вид.Лучше от капусты кочерыжки!Можно грызть их даже до отрыжки,Это ожиреньем не грозит!

— О-о! — изумился будущий поэт Лучезар Крылатый. И сам не заметил, как сглодал еще кочерыжку. — Неужели это ты… сам… сейчас…

— Ну да…

— Значит, ты тоже поэт!

— Нет, что ты! Я раньше никогда не сочинял. А здесь… это от того, наверно, что рядом ты. От тебя исходит поэтическое излучение!

— Ну уж… — с удовольствием смутился Лучик.

— Конечно!.. Ты только смотри, не отказывайся от кочерыжек!

— Ладно… А ты все-таки поэт. Несомненно! Какая блестящая рифма: "Кочерыжки — отрыжки"! И какая аллитерация! Тревожный звук "р-р" так и перекатывается в строчках: "гр-ры… гр-ро…"

Авка не знал, что такое аллитерация и скромно молчал. Лучик же явно завидовал Авкиным стихам, хотя и скрывал это за восторгом.

— Знаешь что? Давай я подарю эти строчки тебе! — нашелся Авка.

— Ну что ты…

— Нет, правда! Я дарю!

— Но это же будет нечестно, если я их… себе…

— Они все равно почти твои! Если бы мы не встретились, я бы никогда их не сочинил! Все дело в твоем излучении…

— Ну, если ты настаиваешь…

— Изо всех сил настаиваю! — И чтобы совсем убедить Лучика, Авка хитро добавил: — Только я попрошу одну награду.

— Любую!.. А какую?

— Когда ты станешь знаменитым и будут напечатаны твои книжки, ты мне подаришь одну со своей подписью…

— Конечно!.. Мало того, я даже посвящу тебе поэму с этими самыми строчками! Про кочерыжки! Она будет называться "Страдания поэта при выборе между телесной и духовной пищей"… А еще, если ты позволишь, я напишу поэму про любовь. Про твою. Потому что своей у меня пока не было… Ох, нет! Чуть не забыл, это же тайна!

— Да ладно уж, — махнул рукой Авка. — Тайна эта не надолго. Все равно придется рассказывать и вашему… Двуполовинкусу, и китам. Иначе как сдвинуть материки?.. Ох, Лучик, а я ведь босиком! Неудобно как-то в таком виде к академику…

Дело в том, что ни башмаков своих, ни фонарика. Авка, разумеется, не нашел. Наверно, БЧП забросила их в другое место. А может, и правда растворила…

— Наоборот, это хорошо! Сразу видно, что ты после опасного путешествия!.. Значит, можно браться за поэму? У меня уже родились несколько строчек. Послушай!

Ноет, как разбитая коленка,Чувство под названием разлука.И стрелою, пущенной из лука,Я лететь к тебе мечтаю, Звенка…

Эти стихи понравились Авке всерьез. Сильно! Даже в глазах защипало. Потому что скуластая зеленоглазая Звенка (некрасивая!) удивительно ярко вспомнилась опять. Знала бы она, в какие дали ради нее угодил Авка!

— Лучик! Идем скорее!

Чудеса чудес и всяческие чудеса

И они зашагали по луговой траве — мимо зеленых коров (интересно, а молоко у них тоже зеленое?), мимо стеклянных башенок, похожих на громадные бутылки, заткнутые павлиньими перьями.

Несколько раз вокруг Авки и Лучика начинали летать непонятные шары. Они были похожи на пятнистые тыквы, окруженные синеватой дымкой.

— Лучик, это что?

— Планеты, — обыкновенным голосом отозвался юный поэт.

— К… какие планеты?

— Ну, вроде нашей, только в ином масштабе. Они залетают к нам из других пространств. Наверно, им здесь уютнее, чем в безвоздушном космосе…

Авка, уже привыкший к мысли, что Земля — круглая, спросил с пониманием:

— Значит, на них и люди есть? И киты под материками? И…

— На некоторых есть… Уко Двуполовинус иногда эти планеты исследует. Он говорит, что многие — в точности как наша, только в уменьшенном виде.

— А вон тот шар? Тоже планета?

— Где?.. Ай!..

К ним тихо подлетал полупрозрачный серый шар локтей десять в поперечнике. Он колыхался, как студень.