— Так, идём дальше. — Язёв на другом конце провода перевернул страницу блокнота и послюнил химический карандаш, которым скрупулёзно записывал каждое слово Станской. — Вы утверждаете, что они беседовали о неком изобретении профессора по фамилии Линке, которое позволило бы лже-Густаву и человеку по имени Курт изменить течение времени и каким-то образом повернуть историю вспять, возродив вновь фашистский режим? Я ничего не перепутал?
— Именно! — отчеканила Станская. — Вы всё поняли правильно, товарищ полковник!
На том конце провода повисла долгая пауза. Язёв скептически улыбался, недоверчиво покачивая головой.
— Адочка! Но это же утопия! Уэллс и Беляев в подмётки вам не годятся! Разговор шёл на немецком. Может быть, Ада, вы немного подзабыли школьную программу и поняли неточно? Может быть, вы перепутали что-нибудь, а, Ада?
— Товарищ полковник, Иван Иванович! — Ада почти заплакала от досады. — Я ничего не напутала. Может быть, я не сильна в письменном немецком, но со слов перевожу неплохо. Я могу поручиться, смысл я уловила правильно.
— Ада, а Ленц знает, что вы понимаете по-немецки?
— Не знаю, — растерялась Ада, — не помню, чтобы он спрашивал меня об этом. Густав прекрасно говорит по-русски. Именно на этом языке мы с ним и общались. Хотя, как-то раз, он, шутя, обратился ко мне по-немецки, и я ответила. Дело было в ресторане, мы оба были пьяны. Но это была игра, мы тогда только познакомились и наслаждались обществом друг друга.
— Ну, хорошо, — сказал Язёв, немного помолчав, — я обязательно доведу до руководства вашу ценную информацию. Что-нибудь ещё, Ада?
— Иван Иванович, — Станская слегка смутилась, — наш театр едет на гастроли в Америку. Я теперь одна из ведущих балерин Большого.
— Поздравляю! — незамедлительно откликнулся Язёв, — Вы это давно заслужили.
— Спасибо, — поблагодарила Ада, — но в Америке после спектаклей планируются творческие встречи с коллективом театра, банкеты, званые вечера. Вы понимаете меня, товарищ полковник?
— Не совсем, — недоумённо пробормотал Язёв.
— Мне необходим материал для пошива вечерних платьев, — пояснила Станская, — и платьев должно быть два!
— Я должен помочь вам достать материал и договориться в спецателье о пошиве платьев по вашему вкусу! — догадался, наконец, Язёв.
— Нет, Иван Иванович, мне нужен лишь материал. Платья мне пошьют в ателье Большого Театра. У них это получится лучше.
— Воля ваша, — тут же согласился Язёв, — тогда завтра, до обеда, к вам в Большой заедет мой человек с образцами тканей. Вы выберете себе то, что вам приглянулось, и через час отрезы для ваших вечерних платьев будут у вас. Что-нибудь ещё, Ада?
— Да, Иван Иванович, я выхожу замуж. Не за Густава, конечно, — Ада сделала паузу, — Я ведь вам больше не нужна?
— Совет да любовь, — весело откликнулся Язёв. — Вы свою задачу на данный момент выполнили. Пока вы нам не нужны. Звоните мне, если будут проблемы. А если вы нам опять понадобитесь, мы к вам тоже обратимся.
— Я всё поняла. До свидания, Иван Иванович, — попрощалась Станская.
— Всего хорошего, Ада, — в трубке раздались сигналы отбоя.
После разговора со Станской полковник Язёв размышлял очень долго. Он выкурил подряд шесть папирос «Казбек» и, наконец, решившись, набрал прямой номер министра. Берия сам снял трубку.
— Лаврентий Павлович! Это Язёв, — полковник нервничал, беспокоя Берию в столь поздний час.
— Здорово, Иван! — Министр сразу же узнал полковника. — Паачему не здороваешься? Паачему не спишь? Что стряслось, дружище?
— Виноват! Здравия желаю, Лаврентий Павлович, — полковник замялся, — агент «Жизель» дал о себе знать.
Полковник подвинул к себе блокнот и зачитал почти дословно записанный за Станской рассказ балерины. Закончив, Язёв закрыл глаза и принялся ждать разноса за абсурдность своего доклада. Он был уверен, что Берия пошлёт его подальше, да ещё и усомнится в здравом рассудке полковника. Но нарком молчал, обдумывая полученную информацию. Молчал и Язёв, опасаясь помешать размышлениям наркома.
— Я понимаю, что информация, мягко говоря, странная, — полковник всё же решился нарушить затянувшуюся паузу, — но агент «Жизель» настаивает на достоверности своих донесений. Скоро ожидается отъезд Большого Театра на гастроли в Америку, и злоумышленники попытаются провести в реквизите некий груз, необходимый им для осуществления их преступных целей. Не уверен, правда, в реальности их бредовых замыслов, но преступники, бывшие абверовцы, у нас скорее всего настоящие! Лже-Густав, он же Отто, служивший когда-то в «Абвере» разгуливает на свободе. Разрешите, товарищ Берия, сегодня же арестовать мерзавца. Уж мои ребята всю информацию из него вытряхнут, будьте покойны. А потом к стенке засранца поставим, в газеты же поместим сообщение, что, мол, от сердечного приступа внезапно скончался выдающийся борец с фашизмом, прогрессивный журналист Густав Ленц. Подорванное в концлагерях здоровье дало о себе знать! Похороним Отто-Густава, как героя, и всё прогрессивное человечество и думать о нём забудет спустя пару недель.