Стражи времени

— Сию минуту, Иван Иванович, — на строгом лице хозяйки библиотеки появилась тёплая улыбка, — проходите за столик, я сейчас принесу.

Вместе с подшивками заказанных полковником газет на столике, за которым устроились Язёв, Воронцов и Борзяк, появились три стакана чая с лимоном и полная тарелка сушек с маком.

— Спасибо, Зиночка, — поблагодарил полковник услужливую ефрейторшу, — если не трудно, принеси нам ещё сводку происшествий по городу за начало мая 1939 года.

— Конечно, не трудно, Иван Иванович, сейчас всё сделаю, — ефрейтор исчезла и спустя десять минут принесла сводки.

— Чего-то она с вами очень ух любезничает, — заметил Борзяк, — знакомая ваша, поди?

— Это я её сюда на службу устроил. — хлопнул себя в грудь полковник. — Она — дочь моего хорошего знакомца, погибшего при выполнении особо важного задания. А ты, Борзяк, чего на девок глазеешь? У тебя, вроде, дочь профессора на примете имеется?

— А я и не глазею, — Борзяк смущённо уткнулся в газетный разворот «Правды», который внимательно изучал Воронцов.

— Удивительно, — Сергей развёл руками, — ни в одной газете ничего не написано про немецкую делегацию. Исчезла статья, будто и не было её вовсе. Я и «Правду» и «Извёстку» от корки до корки просмотрел.

— А вот! — Борзяк, торжествуя, ткнул пальцем в лист милицейской сводки, — «В ночь с третьего на четвёртое мая 1939 года в районе Парка Культуры и Отдыха, у набережной Мосвы-реки всплыл обнажённый труп молодого мужчины. Голова и лицо трупа обезображено от удара Предположительно, мужчина злоупотребил спиртными напитками и полез купаться в Моска-реку. Заплыв далеко от берега, он попал под винт речного трамвайчика, который катал отдыхающих, демонстрируя им панораму вечерний Москвы. В этот же день пропал один из членов немецкой делегации. Немецкие товарищи совершали экскурсию по парку. В процессе прогулки они разбрелись по всей территории парка, посещая многочисленные рюмочные и пивные. По словам сотрудников рюмочных, пивных и закусочных, находящихся на территории парка, немецкие товарищи активно выпивали и закусывали и не уследили за одним из членов делегации, который разделся до нога и пошёл купаться. Остаётся добавить, что одежду иностранного производства, в которую был одет немецкий товарищ, растащили несознательные отдыхающие. А корреспонденту, который должен был написать в газету статью о посещении парка немецкой делегацией, во избежание международного конфуза, рекомендовано этого не делать. Рапорт составил начальник отделения милиции по Парку Культуры и Отдыха капитан Мухин».

— Это что за галиматья? — Язёв недоумённо уставился в пожелтевший от времени листок. — Причём здесь какой-то посторонний утопленник?

— Это, товарищ полковник, капитан Мухин таким образом объяснил исчезновение иностранного туриста Отто фон Шлёсса, — мигом сообразил Борзяк. — Потому и статья не вышла. Писать о том, что иностранный гость в пьяном виде в реке утонул, никому не выгодно. Ни немцам, ни нашим. Немчикам за своего соотечественника стыдно, а нашим обидно, что не уберегли гуляку. Ко всеобщему удовольствию дело замяли, голову даю на отсечение, так и было!

— А про твоё задержание во время первого перемещения нигде ни строчки, — сообщил Воронцову Язёв, продолжая просматривать бумаги, — всё чисто, Сергей, можешь не беспокоиться.

— Чудеса, — Сергей почесал затылок, — с этими перемещениями во времени учёным ещё разбираться и разбираться.

— Ну, ладно! Я не учёный, меня служба ждёт, — полковник поднялся из-за стола, — а вы, ребята, идите отдыхать. Вечером работа предстоит серьёзная.

Войдя в свой кабинет, полковник сразу уселся за стол. Перед ним по разные стороны сидели задержанные довоенный и послевоенный Отто фон Шлёссы.

— Ну, господин Отто фон Шлёсс, я буду называть вас так, — обратился Язёв к послевоенному Отто, пытавшемуся отряхнуть от пыли и грязи свой вязаный жилет. — Начнём с главного. Ваша затея провалилась. Никакого реванша в Великой Отечественной Войне у вас не получится. Войти в одну реку дважды, у вас не вышло. Надеюсь, вы не будите рассказывать мне сказки про прогрессивного немецкого журналиста Густава Ленца?

— Не буду, — немец шмыгнул разбитым в драке носом, — снимите наручники, я никуда не денусь. Мы в Москве 1946 года, и этим всё сказано.

— И то верно, — полковник подал знак Благонравову, сидящему на стуле у двери, и тот снял наручники с обоих заключённых.

— Что с нами будет? — Устало спросил молодой Отто фон Шлёсс. — Насколько мне понятно, мы как-то зависим друг от друга.

— Совершенно верно, заверил Язёв, — Например, вчера мои коллеги, проникнув в 3 мая 1939 года, нечаянно убили послевоенного Отто, удар ножа пришёлся в сердце. Так, довоенный фон Шлёсс тут же умер от инфаркта.

— Естественно! Ведь мы с ним едины. Умрёт один, тут же умрёт и другой. — Послевоенный Отто поднял глаза на полковника. — До сих пор не могу поверить, что мой план провалился. Где же я допустил ошибку, в чём состоит мой просчёт?