Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений

Она немного помедлила, протянув руку к скале, и оглянулась. Роджер мог бы поклясться, что по ту сторону огненной завесы ее глаза остановились на нем, встретили его взгляд и выдержали его. Он открыл рот в безмолвном крике. Она повернулась, легкая, словно искра, и исчезла в расщелине.

Огонь, мертвое тело, сама ночь – все внезапно исчезло в резком оглушительном грохоте. Роджер почувствовал, что лежит на траве лицом вниз, цепляясь за землю в неистовой жажде ощутить под рукой хоть что-нибудь знакомое, чтобы сохранить разум. Но тщетно. Все его чувства отказали ему; сама земля казалась чем-то нематериальным, аморфным, будто он лежал на зыбучем песке, а не на твердом граните.

Ослепленный сверкающей белизной, оглушенный визгом расступающихся камней, Роджер шарил по земле руками, яростно бил по ней ногами, не ощущая собственных конечностей и осознавая только одно: что-то с бешеной силой тянет его к тому темному кругу и он должен, должен противостоять этой силе.

Ощущение времени исчезло; казалось, его сражение с пустотой продолжается целую вечность… Но наконец он начал чувствовать что-то помимо себя самого. Чьи-то руки с отчаянной силой вцепились в его запястья, мягкая грудь придвинулась к его лицу.

Слух постепенно начал возвращаться к нему, и тогда он услышал голос, выкликающий его имя. Вернее, его имя, повторяемое между какими-то обрывками фраз:

– Ты, идиот! Ты… придурок! Роджер, да очнись же ты, осел!..

Голос звучал приглушенно – по крайней мере, так ему казалось, – но он ясно различал слова. Нечеловеческим усилием он приподнялся и уцепился за ее руки. Он шел, спотыкаясь и пошатываясь, как будто выбрался из-под тяжелой лавины, и вдруг оказалось, что он тупо смотрит в залитое слезами лицо Брианны Рэндолл; глаза ее показались ему темными, как пещера, в умирающем свете костра.

Нестерпимо пахло бензином и горелым мясом. Он отвернулся, зажал рот рукой, но его все-таки вырвало на мокрую траву. Занятый своей физической немощью, он даже не обрадовался тому, что к нему вернулась способность чувствовать запахи.

Он вытер рукавом рот и неуверенно потянулся к руке Брианны. Ее трясло.

– О боже, – повторяла она, – О боже, я думала, что не смогу остановить тебя. Ты полз прямо туда. О боже…

Роджер привлек ее к себе, она не сопротивлялась, но и не ответила ему, просто стояла и по-прежнему дрожала, и слезы текли из ее широко раскрытых глаз. Снова и снова, как затертая пластинка, она твердила:

– О боже…

– Ш-ш-ш, все будет в порядке, – сказал Роджер. – Успокойся.

Голова стала кружиться меньше, но он все еще чувствовал себя так, словно его раскололи на несколько кусков и раскидали по всем сторонам света.

Из темноты послышался легкий хлопок, Брианна непроизвольно вскрикнула, и тишина ночи вернулась вновь. Он закрыл уши руками, словно для того, чтобы заглушить эхо только что отзвучавшего шума.

– Ты это тоже слышала? – спросил он.

Брианна, как кукла, кивнула, все еще продолжая плакать.

– А твоя… – начал он, все еще с трудом собирая разбегающиеся мысли, и резко выпрямился, почти полностью придя в себя. – Твоя мама! – воскликнул он, крепко сжав руки Брианны. – Клэр! Где она?

От ужаса у Брианны отвалилась челюсть. Диким взглядом окинула она опустевший круг, где зловеще маячили огромные, в рост человека, камни, едва видимые в тени умирающего костра.

– Мама! – закричала, нет, завизжала она. – Мама, где ты?

* * *

– Все в порядке, – сказал Роджер, стараясь говорить уверенно. – Теперь с ней все будет в порядке.

По правде говоря, он не знал, придет ли Клэр Рэндолл в себя хоть когда-нибудь. Она была жива – это единственное, за что он мог ручаться.

Они нашли ее у самого края круга, она лежала без чувств, бледная, как только что поднявшаяся на небо луна, и лишь капли крови, медленно сочившейся из пораненных ладоней, свидетельствовали о том, что сердце ее еще бьется.

О своем безумном спуске вниз, к тропе, к машине, когда вес Клэр мертвым грузом давил ему на плечи, неловко подталкивая его, когда он спотыкался на камнях, а ветви цеплялись за его одежду, он предпочитал не вспоминать.

Спуск по проклятому холму лишил его последних сил, и уже Брианна везла их к дому – руки ее, как клещи, впились в руль, лицо окаменело. Скорчившись на сиденье рядом с ней, Роджер видел в боковом зеркале последний слабый отблеск на вершине холма, где, словно дымок от пушечного выстрела, плыло маленькое светящееся облачко – немое свидетельство воинственного прошлого.

Теперь Брианна склонилась над диваном, где лежала ее мать, неподвижная, как каменное изваяние на саркофаге. Роджер с содроганием взглянул на очаг, где притаилось дремавшее пламя, и включил маленький электрический камин, которым его преподобие согревал ноги зимними вечерами. Его прутья раскалились, стали оранжевыми, камин громко и дружелюбно загудел, развеивая гнетущую тишину кабинета.

Роджер присел на низенькую скамеечку около дивана, чувствуя себя усталым и опустошенным. Призвав на помощь последние остатки решимости, он потянулся к телефонной трубке, но его рука повисла в нескольких дюймах от телефона.