Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений

После отнюдь не триумфального возращения в Лаллиброх вскоре все благополучно устроилось. Джейми с головой окунулся в хозяйственные дела, будто никуда и не уезжал. Я тоже легко адаптировалась к фермерскому быту. Была ранняя осень, частые дожди чередовались с теплыми, солнечными днями, от которых становилось светло на душе.

Жизнь на ферме била ключом, полным ходом шла уборка урожая и подготовка к предстоящей зиме. Лаллиброх – довольно глухое место даже по меркам горных районов Шотландии. Оно фактически было оторвано от внешнего мира, но почту нам все же доставляли. Внешний мир казался чем-то нереальным, словно бы я никогда не танцевала в зеркальных залах Версаля. Но письма напоминали мне о Франции. Перед мысленным взором вставала улица Тремулен с тополиными деревьями, я слышала звон церковного колокола в «Обители ангелов».

У Луизы родился ребенок – мальчик. Ее письма, изобилующие восклицательными знаками, были полны описаний ее божественного Генри или его отца, мнимого или настоящего, – какая разница?

В письме Карла Стюарта, пришедшем на месяц позже, ничего не говорилось о ребенке, но, по словам Джейми, оно было более невразумительным, чем обычно, полным неясных планов и смутных надежд.

Граф Map писал серьезно и рассудительно, но его недовольство Карлом было очевидным. Красавчик принц Чарли ведет себя возмутительно. Груб и придирчив по отношению к самым верным своим сторонникам, не ценит истинных приверженцев, оскорбляет их, болтает всякий вздор и – как можно было понять, читая между строк, – основательно пьет.

Матушка Хильдегард писала время от времени лаконичные, но вместе с тем информативные письма, видимо с трудом улучая для этого момент среди своих многочисленных повседневных дел и обязанностей. Каждое письмо неизменно кончалось одними и теми же словами: «Бутон тоже шлет свои наилучшие пожелания».

Господин Раймон ничего не писал, но мне часто приходили посылки без обратного адреса и без подписи. В посылках содержались необычные вещи: редкие травы и мелкие граненые кристаллы, а также набор гладких камней размером с ноготь большого пальца Джейми, в форме диска. На каждом была вырезана крошечная фигурка с надписью сверху или с обратной стороны. И еще там были кости: палец медведя с сохранившимся кривым когтем; скелет маленькой змейки, натянутый на кожаный ремешок так, что она казалась живой; целая связка зубов, начиная от круглых коротких, которые, по словам Джейми, могли принадлежать тюленю, и длинных, скошенных по бокам, что, скорее всего, принадлежали когда-то оленю, и, наконец, зубы, подозрительно напоминающие человеческие.

Время от времени я брала эти таинственные, необычные вещи и носила в кармане. Мне было приятно перебирать их, словно играя. Они были старинными. Я знала об этом. Они остались еще со времен римлян. А может быть, были даже еще более древними. И, глядя на маленькие фигурки, вырезанные на них, – неважно, кто их вырезал, – я понимала, что тот человек хотел придать им магическую силу.

Были ли они подобны травам, приносящим практическую помощь людям, или только символами, подобными каббалистическим знакам, я не знала. Они казались добрыми, и я носила их.

Кроме домашних дел, которые мне нравились, я получала огромное удовольствие от долгих прогулок по поместью. Отправляясь в очередное странствие, я всегда брала с собой большую корзину. Чего там только не было! Начиная с гостинцев для детей и кончая лекарствами, которые необходимы для лечения болезней, порожденных бедностью и отсутствием гигиенических навыков. Врачей от Форт-Уильяма на севере до Инвернесса на юге практически не было. Некоторые заболевания, такие как, например, кровоточивость и воспаление десен, являющиеся признаком начинающейся цинги, я умела лечить. Другие болезни мне были неподвластны.

* * *

Я пощупала лоб Рэбби Макнаба. Жесткие волосы у висков были влажными, рот открыт, и пульс едва слышен.

– Сейчас ему лучше, – сказала я.

Его мать понимала это и без меня. Мальчик лежал разметавшись во сне. Щеки порозовели от тепла горящего камина. Мэри стояла, склонившись над постелью сына, не отрывая от него глаз. Она поверила в то, что видела собственными глазами, только после того, как я подтвердила это. Ее поникшие плечи, скрытые шалью, постепенно расправились.

– Спасибо Святой Деве, – пробормотала Мэри Макнаб, истово молясь, – и вам, миледи.

– Меня не за что благодарить, я ничего не сделала, – возразила я.

И это была сущая правда. Единственная услуга, оказанная мною, состояла в том, что мне удалось уговорить мать Рэбби оставить ребенка в покое. И в самом деле, стоило немалых усилий убедить ее не давать мальчику снадобье, представляющее собой смесь отрубей с петушиной кровью, не махать у него перед носом сожженными перьями и не брызгать холодной водой. Ведь все эти манипуляции ничуть не помогают при эпилепсии. Когда я пришла, Мэри громко стенала по поводу того, что никак не может напоить его ключевой водой из черепа самоубийцы, считая это средство самым эффективным из всех существующих на свете.