Стрела гламура

На трезвую голову Антон категорически отказывался от участия в коллективном посещении сауны, так как стеснялся своей несовершенной фигуры и обмирал от близости красивых женщин, кокетливо замотанных в липнущие к телу простыни. Однако приятель Семендяева — счастливый молодожен Вадим Тараскин — коварно плеснул Антону в кружку с крепким чаем чего-то еще более крепкого, и метаморфоза началась. Семендяев первым провозгласил тост «За милых дам!», после чего беззастенчиво полез целоваться к наиболее милой из них — синеглазой красавице Дине и уже нипочем не желал оставить девушку в покое, даже в сауне лип к ней как банный лист. Пьяный Антон пребывал в глубоком убеждении, что он просто обязан оказывать Дине всевозможные знаки внимания, так как подружка невесты и дружок жениха традиционно составляют на свадьбе вторую пару.

Дина Калошина и в трезвой памяти, и во хмелю твердо знала свою главную жизненную задачу: пленить и окольцевать состоятельного мужчину. Лучше всего, конечно, миллионера!

Трусоватый Антон Семендяев в трезвом виде на миллионера не тянул, но в подпитии гулял с купеческим размахом. К тому же Дина помнила о том, что Семендяев — приятель Тараскина, а Тараскин именно миллионер. Стало быть, и друзья у него богатые!

Дина забыла о том, что сходятся противоположности. Богатый и предприимчивый Вадим Тараскин в студенческие годы дружил с бедным рохлей Семендяевым просто потому, что на фоне приятеля смотрелся особенно ярко, выпукло и героически. После окончания института однокашники виделись редко, и на свадьбу Тараскина Семендяев угодил совершенно неожиданно для самого себя. Приглашение выступить в ответственной роли свидетеля со стороны жениха Антона удивило и даже немного испугало, он не дошел бы до загса, если бы не хлопнул для храбрости рюмочку коньяка. После этого Семендяев готов был самолично венчать всех желающих.

Пьяный Антон был хитер и коварен. Он сообщил Дине, что занимается банковскими делами, но не сказал, что служит кассиром в зале для обслуживания физических лиц. Зато он предложил заинтересованной девушке потрогать подушечки его пальцев, чистосердечно и искренне уверяя ее, что они намозолены в процессе бесконечного пересчета денежных купюр.

— Знаете, как трудно считать доллары? — доверительно шептал бессовестный Семендяев в покрасневшее девичье ушко. — Плотная бумага с ворсинками стирает нежную кожу, как наждачка!

— О-о-о! Бедный Антошенька! — стонала в ответ Дина, мысленно клянясь себе сразу после свадьбы первым делом прикупить для счета бешеных мужних денег специальные защитные перчатки с пупырышками. — Давайте я помассирую ваши пальцы!

— Только пальцы? — капризничал самозваный банкир Семендяев. — Ну к чему эти территориальные ограничения!

— В самом деле! — пробормотала Дина.

Она окинула острым взглядом помещение, поняла, что для полномасштабной релаксации измученного деньгами банкира обстановка не самая подходящая, и деловито предложила Антону перейти в какое-нибудь уединенное место.

Свой уход Дина находчиво замаскировала веселым криком: «А вот кто на улицу, в снегу валяться?» — и выскочила во двор в одной простыне на голое тело. Следом в аналогичном наряде вывалился пьяный Семендяев, которому было уже почти безразлично, где валяться и даже с кем. Поэтому он промахнулся мимо открытой двери коттеджа, в который, минуя мягкие белые сугробы, метнулась соблазнительница Дина, и сунулся в вольер к ньюфаундленду. Огромный черный пес сугубо из вежливости позволил Семендяеву обнять себя за шею, повышенная лохматость которой любвеобильного кассира-банкира нисколько не удивила, ибо он смутно помнил, что преследовал пышноволосую брюнетку.

— Да где же он? — прошлепав босыми ногами по коридору коттежда туда и обратно, Дина вновь выскочила на крыльцо.

Ее суженый, опасно перегнувшись через ограждение вольера, страстно лобзал ньюфаундленда.

— Зоофил, что ли? — обеспокоенно прошептала Дина. Она притормозила, потом широко махнула рукой: — А, черт с ним, пусть зоофил, мне же лучше: после свадьбы он будет жить своей личной жизнью, а я своей!

Приняв решение, Дина спустилась во двор и решительно разлучила милующихся, бестрепетно подставив под бессистемные и хаотические поцелуи Антона собственное лицо. Семендяев подмены не заметил и без возражений переместился в дом, но там вдруг решительно воспрепятствовал попытке Дины утащить его в комнату с кроватью и с криком: «В уединение! Только в уединение!» поволок ее в самое уединенное помещение дома, а именно: в кладовку.

Никакой постели там, естественно, не было, но предприимчивую Дину это не смутило. Высмотрев в полумраке неосвещенной каморки большой закрытый ящик, она решительно взгромоздилась на него и призывно улыбнулась кавалеру. А того и призывать не пришлось, он уже был готов на все.

— Кр-расавица! — зверски прорычал Семендяев, наваливаясь на Дину, и тут под ним что-то пугающе хрустнуло.

— Прости, дорогая! — виновато пробормотал Антон, втайне гордясь своей медвежьей силой. — Кости целы?

— Кости — да, а вот ящик…