Стрела летящая

— Я не вру. Да что с тобой, дурачком, говорить? Ты еще маленький, ничего не понимаешь.

— Тоже мне, большая!

— Слушай, дурачок. Хлеб, который дал товарищ Сталин для сирот, Любка нарезала и стала сушить себе на сухари. Сушила не для сирот, а для себя. Какое она имела право есть сиротский хлеб? — Руфа перешла на крик поборницы справедливости, но тут же успокоилась и произнесла уже спокойно, без надрыва: — И я украла сухари, чтоб все было справедливо.

— Тогда бы раздала сухари сиротам, — съязвил Санёк.

— Вот еще! Нашел дуру! Сам воруй, если такой хороший!

— У сирот?

— Отстань, дурак!

— Где ты сухари спрятала? — спросил Алик. — Не могла ты одна все слопать.

— Спрятала, где надо. Только мыши помогли. Ведь если бы я в первый же день стала есть сухари, то попалась бы. Спрятала, а съели мыши. Или крысы.

Санёк переживал потрясение самое, наверное, страшное в жизни. На его глазах происходил “оммен”. Как теперь жить? Тоже воровать, а потом глядеть на обворованного честными влюбленными глазами?

Что делать?

“Господи, Иисусе Христе, забери меня отсюда! — заговорил он мысленно. — Что тебе стоит забрать меня? Здесь воры! Господи, спаси меня от беса полуденного!”

Неужели все на земле врут и потом глядят такими ясными глазами, как Руфа?

“Нет, не все, — возразил он себе. — Бабанька не такая. Не такая женщина в телогрейке, не такие мои папа и мама...”

Разговоры становились все более вялыми, паузы между “случаями” становились более продолжительными. Санёк тоже заснул.

СЕРЕБРЯНАЯ ОТКРЫТКА

Он еще спал, когда в “группу” вошла воспитательница из нулевой группы и новая Анна Ивановна.

— Где тут Ванька Жуков? — заговорила веселым голосом воспитательница из нулевой. — Где его койка? Вот его койка — в уголке.

Санёк подумал, что в группе Ваньки Жукова нет, но его собственная койка в уголке.

Воспитательница продолжала:

— Где Ванька, который написал письмо на деревню дедушке и получил ответ? То есть, писал под Курск и получил письмо.

Санёк открыл глаза, но не шевелился. Письмо под Курск писал он, другие ребята не писали, потому что не умеют.

— Вон глазенки таращит и ничего не понимает, — продолжала воспитательница. — Только зовут его не Ванька, а Санёк. Вот не думала, что такие чудеса случаются!

Воспитательница держала в руке конверт, но Санёк опасался подвоха.

— Ну, Санёк, поздравляю! Радуйся! Отец твой жив и вот от него письмо.

Санёк молчал: он не очень верил воспитательнице. Она уже пошутила с мамой; он боялся очередного “омменыша”.

— Какая красивая открытка! — продолжала воспитательница. — Серебро, а на нем цветы в вазе. Старинная открытка. Теперь таких не делают.

— П-покажите, — попросил Санёк, чувствуя, что сейчас разревется: нового обмана он не переживет.

— Гляди.

Санёк осторожно взял открытку и поглядел, что написано на обороте — цветы и серебро его не интересовали.

Это писал отец! Это писал воин Стефан! Он умел очень красиво писать. Это называлось “чертежный шрифт”. И в каждой букве было столько любви, той самой Любви, которая струится с небес.

“Дорогой сынок! Нашел, наконец, твой адрес. Я войну закончил и снова работаю в институте. Потерпи немного, и я заберу тебя, мой золотой мальчик.

Целую. Твой Папа.

Мама тоже тебя целует. Она не совсем здорова и лежит в больнице. Я ее иногда вижу”.

— Тебе прочитать? — спросила новая воспитательница Анна Ивановна.

— Зачем? — возразила воспитательница нулевой группы. — Если он умел написать, то прочитать для него дело не хитрое. Тут тебе и посылочка, но мы ее еще не успели получить на почте.

Санёк перечитал открытку, полюбовался цветами в вазе, потом стал нюхать цветы. От открытки пахло далеким домом, футляром бинокля, яблоками.

Он вдруг подумал, что Бог его любит, если так помогает во всем. Он почувствовал, что сейчас разрыдается от счастья.

— Куда спрятать открытку? — спросил он. — Мне некуда.

— О-о, мы спрячем ее у директора в кабинете. И когда захочешь поглядеть, мы будем тебе выдавать.

— Я каждый день буду глядеть на нее.

— И каждый день мы будем тебе ее выдавать.

Санёк оделся, не чувствуя холода. Страшная ночь воровских откровений представилась ему теперь тяжелым сном.

В окно светило солнце, мокрые ветки ели против солнца светились, как стеклянные.

— Санёк, милый дружок! — пропела Руфа. — Я с тобой дружу.

— Как дружишь?

— Ну... ну... хочешь, будем спать вместе?

— Нет, не хочу: тесно.

— Как хочешь. Но я с тобой все равно дружу.

Санёк подумал, что теперь ему ничего не страшно, теперь он вынесет все.

Он увидел бабаньку и побежал к ней поделиться своей радостью. Больше не к кому.

Где-то гремела война, санитарные поезда шли на восток, и над всеми нами, живыми и мертвыми, дышало звездами и серебряными кострами млечного пути бескрайнее небо.

________________

Повесть опубликована в № 5 журнала "Москва" за 2007 год: http://www.moskvam.ru/2007/05/starostin.htm

Приведенный вариант - последний авторский - отличается заключительной фразой и совсем мелкими деталями. Именно он должен был публиковаться, но по каким-то упущениям авторская правка не была учтена.