Стрела, монета, искра

Завидую я ему, что ли? — спросил себя Хармон и тут же отнекнулся: еще чего! Меня ждут четыре тысячи эфесов! Роскошный дом, купальня, винный погреб, огненный красавец- литлендец. А у молодчика этого впереди — похлебка из солдатского котла, задница, натертая седлом, да шрамы на шкуре. Глупышка Полли… Четыре тысячи…

Наконец, Хармон уснул.

Утром они направились на восток по верной — на этот раз! — дороге. Джоакин вел в поводу кобылу, на которой восседала Полли. Девушка училась держаться в седле, и, надо отдать ей должное, прекрасно справлялась. Сидела уверенно, без боязни, даже Снайп проворчал:

— Хороша молодка…

А Хармон, сидя на козлах, глядел девушке в спину и думал о трех своих женщинах.

Со всеми тремя знался он давно, уже не первый год и не второй. Когда познакомились, были они еще молоды и — каждая по–своему — хороши.

Бетани из Южного Пути рано овдовела, осталась одна с тремя спиногрызами. Хармон, что раз в полгода привозил ей дюжину елен, оказался для нее подлинным спасением, Бетани была крепкая крестьянка — простая лицом, но хорошо сложенная. Отлично умела готовить

— пальчики оближешь! По случаю приезда Хармона накрывала праздничный стол, потчевала торговца наваристым говяжьим гуляшом, бобовой похлебкой и свежим, прямо из печи, пшеничным хлебом. Да и в постели была вполне себе ничего — с огоньком. Детей от Хармона, правда, не хотела, говорила: «Мне своих трех с головой хватает, куда еще лишний рот девать?». Пила какие–то отвары, чтоб не беременеть — торговец в это не совался. Не хочешь — ну и ладно. Позже дети выросли, давно уже не бросались Хармону на шею, радуясь встрече и подаркам, а поглядывали как–то искоса, с неприятным вопросом в глазах. А Бетани за многие годы работы в полях загрубела и телом, и нравом: широкие плечи, мозолистые ладони, лицо обветренное, хриплыи голос… От женщины в ней только грудь и бедра остались, прочее — от мужика.

Грета из Северной Короны держала таверну у Торгового тракта. Лучшее, что было в ней, — это жизнерадостный нрав. Грета не унывала никогда, что бы ни происходило. И языку нее был подвешен отлично: болтала бойко, без умолку, а если что рассказывала — так с шутками, насмешечками. Поговорить с нею — одно удовольствие. Да и собой ничего: глаза зеленые, волосы рыжие. Первый муж ушел от нее, а второго не сыскалось. Грета рожала только мертвых — боги прокляли. Двух крохотных мертвецов родила от мужа, двух — от торговца…

Третья Хармонова альтесса… Всплыло же откуда–то дворянское словечко! Вот ведь!.. Третья Хармонова женщина звалась Марией и жила неподалеку от Смолдена в баронском замке, служила гувернанткой при детях лорда. Если уж говорить о женитьбе, то изо всех троих Мария, пожалуй, была лучшей: неглупа, хорошо воспитана, грамоте обучена, с детьми ласкова, но и строгость может проявить, если нужно. Вот только очень уж ссоры любила: каждый раз, как Хармон приезжал к ней, не обходилось без свары. И причем не так, как у

Вихря с Луизой — громко и беззлобно, а иначе: с упреком, с тихим таким ядом в голосе. «И когда же, позволь узнать, снова ждать тебя? Этой зимою? Может, следующей? А ты заметил, дорогой, что я с годами не хорошею? Думаешь, мне другой радости нет, кроме как стареть в ожидании?» И в этот раз так вышло: ровно за день до знакомства с Джоакином Хармон выехал из замка, а Мария глянула ему вслед из окна и хлопнула ставней вместо прощания.

Сейчас, перебрав всех троих в уме, прокрутив их лица перед глазами, Хармон уверился: ни одна из этих женщин не годится. Может, в жены странствующему торговцу с тремя телегами имущества и сгодилась бы, но не в хозяйки особняка на рыночной площади!.. Новая жизнь, новый дом, новое дело, красивые кони, дорогие экипажи — женщина должна быть под стать. Не дворянка, нет — зачем ему это надменное капризное исчадье? Довольно он налюбовался на жен своих благородных покупателей, чтобы знать, насколько с такими барышнями бывает непросто. Взять ту же Иону Шейланд… Однако, Хармону хотелось помечтать о том, что жена его будет молодой и красивой, с гибким девичьим телом. К тому же, милая, ласковая — такая, с которою душа радуется и сердце отдыхает. Неважно, какого она будет роду, а важно, чтобы с нею тепло было и радостно, и жизнь была — как песня.

С этими мыслями он глядел в затылок Полли из Ниара, а солнечные лучи искрились в ее белокурых прядях. Глядел — и время текло как–то по–особенному, не как всегда.

После полудня обоз торговца въехал в земли сира Вомака. Они поняли это, когда увидали маячащий на холме за рощей небольшой замок, точнее — укрепленный особняк со знаменем над крышей. Эмблему было не рассмотреть, но Джоакин почему–то уверился:

— Видать, это он, сир Бен. Заехать, что ли, на огонек?

Заезжать в гости к лорду без приглашения — скверная мысль, и Хармон собрался сказать об этом охраннику. Почти уже придумал подходящую к случаю остроту, как заметил группу всадников, выехавших из рощи на дорогу. Они направились было в сторону замка, но тут один указал остальным на обоз путников. Вся группа повернула навстречу Хармону.