Зарядить камушки — это была целая история. Купчина, с которым Хармон торговался за очи, объявил: «Зарядка — не моя забота. Сам возись». Хармон ответил: «Почем тогда мне знать, что это вообще очи, а не просто розовые камушки?» Купчина возопил: «Да я — купец такой–то, родом оттуда–то! Меня знает все побережье! Я, по–твоему, мошенник какой- нибудь? Ты оскорбил меня, подлец!» Хармон смиренно поклонился: «Прости, дорогой, не хотел тебя обидеть…», и убрал монеты в карман. Купчина пошел на попятную: «Ладно, пожалуй, ты прав, но для зарядки искра нужна, а где я ее возьму?» Подумали, решили. Вместе подались в собор, разыскали ризничего. Вложили ему в руку агатку и спросили, есть ли в храме искра. Ризничий сказал: «Вы, никак, дураки приезжие? Наш собор по праздникам сияет, что Звезда в небе!» Дали ему еще агатку и показали очи. Ризничий, скотина, взял монету и помотал головой: «Это не ко мне. Чтобы зарядить, нужна особенная приспособа, а в соборе только фонари». Отправились за приспособой. Заявились во двор к одному вельможе — их прогнали. Заявились ко второму — у того не нашлось искры. Во дворе третьего вельможи застали оружейника. Задобрили словами, отсыпали серебра и, в конце концов, уговорили.
Хваленая приспособа была похожа на тиски: два железных цилиндра, в зазор меж которых оружейник вложил око и, покрутив вороток, зажал. «Осторожно, не суньте руки, а то шибанет», — предупредил мастер и рванул рычаг. Приспособа загудела, камушек издал сухой щелчок, будто кнут, и — ей богу! — поменял цвет. Был розовым — стал густо алым. То же самое оружейник проделал со вторым оком, а затем пояснил, как правильно их использовать.
Хармон пересказал это Джоакину:
— Под гардой, в основании рукояти, есть два железных лепесточка — по одному на каждое око. Когда касаешься клинком противника, жмешь один лепесток. Око говорит «клац!», и искра из него выходит на клинок, а с клинка — в тело вражины. Все, противник лежит. Второй лепесток — для второго ока. После пора заряжать.
— Надо вогнать острие в тело или достаточно коснуться?
— Просто коснись, хоть плашмя приложи. Главное — нажать лепесток.
— А как потом зарядить?
— Нужна искра и зарядная приспособа. Так что, хорошо бы тебе поскорей свести дружбу с кем–то из дворян — чтобы искрой угощаться.
— Снова смеетесь?.. — заподозрил Джоакин.
— И не думал. Ты теперь экипирован не хуже их, а бьешься — получше многих. С чего бы им тебя сторониться?
Джоакин поверил. Поблагодарил хозяина, крепко, до хруста, пожал руку и отправился за кольчугой.
В новой экипировке Джоакин сиял, как корона на государевом лбу. Наполированный шлем отбрасывал блики, кольчуга переливалась благородным маслянистым блеском, плащ ниспадал с плеч, подчеркивая атлетическое сложение воина. Стоял теплый вечер, и таскать на себе двадцать фунтов железа было не самым приятным развлечением, но вид явно оправдывал усилия.
Воин еще раз поблагодарил хозяина и подошел к Полли. Взяв ее за руку, сказал: — Пойдем, красавица, я покажу тебе море.
Конечно, девушка и не думала возражать. Они ушли рука об руку и вернулись далеко за полночь.
А Хармон Паула попрощался со Священным Предметом. Дождался, пока все улягутся спать, заперся в своей комнатке в гостинице, закрыл ставни, зажег все свечи. С легкой дрожью в пальцах развернул материю и положил на стол Светлую Сферу. Долго глядел на два мерцающих кольца, связанных воедино невидимой силой. Дотронулся ладонями, погладил
— ласково, словно девичьи волосы. До чего же она гладкая! Безукоризненная, идеальная форма! Капля воды на стекле показалась бы топорной работой в сравнении с этим.
Хармон поставил Предмет на ребро, набрался смелости и щелкнул по внутреннему кольцу
— так, как делал это граф Виттор. Мелькнула мысль, что Сфера может и не завертеться в руках такого недостойного существа, как он. Ведь он низкого рода, не потомок Праматерей… Однако, кольцо пришло в движение, закрутилось, размазалось в шар. Теперь, при свечах, шар мерцал желтовато–оранжевым и был еще прекраснее, чем в свете дня. Казалось, крохотный лоскут пламени заключили в незримую сферу, и он трепещет внутри нее, бьется, стараясь выскочить наружу. Торговец затаил дыхание от восторга.
Завтра, — подумал он, — я продам это… это… Назвать святыню вещью или товаром, даже про себя, у него не повернулся язык. Сделка должна принести ему четыре тысячи золотом и сделать богатым человеком до конца жизни… но Хармон почему–то чувствовал печаль.