Стрелец

А что такого. Кто знает, как воспримет эти записи наследник престола. А ну как крамолу какую углядит и потянет на лобное место? Тут ведь долго не рассусоливают. Умышлял против государственных устоев, так в лучшем случае иди на плаху. В худшем — сначала на дыбу, а потом все одно под топор палача. И хорошо как тебе просто отрубят голову.

В этот момент дверь скрипнула и в кабинет вошел полковник де Вержи. Вот так вот, просто, без доклада и не спрашивая разрешения, вошел к цесаревичу, как к себе домой. Нет, понятно, что воспитатель там, сподвижник и все такое. Но Николай не просто воспитанник и сержант бомбардирской роты, а голова всему Преображенскому.

— Хотел чего, Гастон? — подняв на него взгляд, вроде и доброжелательно, но в то же время твердо спросил Николай.

— Мы собирались подвести итоги учебного похода. Я закончил подсчеты и свел воедино цифры.

— А-а, помню. Но давай позже. Сейчас я иным занят. Так уж случилось. — Вроде и извиняется, а в то же время и не извиняется, вот так сразу не разберешь.

— Как скажешь, цесаревич.

Произнеся это, де Вержи подошел ко второму стулу напротив своего воспитанника и попытался присесть. Но неожиданно для себя натолкнулся на вопросительный взгляд Николая.

— Гастон, я знаю, ты имеешь привилегию входить без доклада. Но сейчас мне нужно переговорить с десятником. И если у тебя нет ничего срочного…

— Нет, Николай Дмитриевич. Совершенно ничего срочного. Просто я подумал, может, буду тебе полезен.

— Я знаю, что всегда и во всем могу на тебя положиться, Гастон. И обязательно тебя позову, если мне понадобится твоя помощь или совет. Но пока мы как-нибудь сами. Прости.

— Я все понимаю, — подавшись к двери, заверил француз.

Ага. Как же. Понимает он. А что же тогда акцент стал куда более выраженным, да во взгляде эдакий легкий блеск? Вот какого рожна Николай это творит? Ивану делать нечего, кроме как влезать в интриги вокруг царственных особ. Нет, ну ладно с Меншиковым. Оно как-то само получилось. Но тут-то прямая подстава со стороны цесаревича. Паразит малолетний. Ну какого было этого француза выставлять? Можно подумать, тут какие-то секреты. Или он все же что-то такое учудил с этими своими выкладками и плаха из видения очень даже может стать реальной?

— Да, Гастон, — остановил цесаревич полковника в дверях, — отбери самый лучший десяток преображенцев. Хочу устроить состязания со стрельцами и поглядеть, насколько они хороши. Как, десятник, не оробеют твои против моих орлов?

— Ну какие же они орлы, цесаревич. Они пока только птенцы желторотые из твоего гнезда. Но со временем обязательно превратятся в настоящую и грозную силу.

Ну а что такого. Рассыпься Иван тут бисером, это никак не поможет. Гастон и раньше неровно к нему дышал, теперь же и вовсе готов сожрать. А потому смысла ронять себя никакого. Лучше уж заручиться уважением Николая. Вот чувствовал Иван, что цесаревичу нужно, чтобы стрельцы утерли нос его преображенцам.

Зачем? Да кто же его знает. Он был уверен только в одном: его парням вполне по силам обставить этих потешных. С остальным придется разбираться по ходу. Одно радовало: коль скоро речь пошла о состязаниях, то дыба с плахой отменяются.

— Вот и глянем, как мы эту силу куем. Иди, Гастон. Через полчаса общий сбор и состязания, — приказал Николай.

Потом дождался, пока полковник обозначит поклон головой и выйдет из кабинета. Перевел взгляд на Ивана и задорно так подмигнул:

— Времени мало, Ваня. Так что давай к твоим записям. Отчего писано тобой без цифр? Иль счету не обучен?

— Так откуда же мне те цифры ведать, цесаревич? Я ведь не в Податном приказе служу.

— А нет приказа. Подати собираются разными приказами да сводятся потом у казначея.

— Ну так говорю же, баловство это одно, — убежденно произнес Иван.

— Может, и баловство. Да только мысль-то дельная. Правильная мысль. Вот в чем дело, Ваня, ты цифр нужных не ведал, а я не поленился, проехался вчера в Москву да погонял там дьяков в хвост и в гриву. И знаешь что получилось, после того как я те циферки разложил по твоим записям?

— Предполагаю. Убыток казне.

— Ошибаешься, десятник. Вот тут ты закладываешь целую тысячу дьяков и писцов для исправной работы Податного приказа. Предлагаешь положить им жалованье, сравнимое с таковым у капитанов и сержантов. Почитай, целый полк. Кстати, чего их так много-то?

— Так ведь я не ведаю, сколько в Московском царстве уездов, цесаревич. Вот и закладывал как можно больше.

— Чудной ты. Но даже в этом случае казне против сегодняшнего прибыток в семьдесят тысяч рублей выходит.

Иван даже опешил. Признаться, ничего подобного он не ожидал. По всему должно было выйти меньше. Пусть он предлагал привести в порядок подворные записи. Ведь чтобы уйти от налогов, народ и дворяне огораживали забором с одними воротами и по десятку дворов. Дворы же как раз по воротам и считались. Сыновья не торопились отделяться от родителей, проживая несколькими семьями друг у друга на головах в буквальном смысле этого слова.