Купив билет без места, Чарльз прошел на полупустой стадион и испытал прилив радости при виде зеленого поля, занимающего главное место посредине, в окружении красных кирпичных стен с псевдосредневековыми башнями и шпилями. Даже заполненный лишь наполовину, стадион все равно выглядел внушительным благодаря присутствию пятнадцати тысяч человек, объединенных общей страстью. Побродив немного, Чарльз нашел удобное место, откуда открывался прекрасный вид на поле, примерно в тридцати рядах выше разграничения между отдельными креслами и общими скамьями, напротив третьей базы. На самом деле на этом стадионе плохих мест не было, если только не устроиться за одной из многочисленных железных ферм, составляющих его основу, и Чарльзу были хорошо видны молодые ребята на поле, полные жизни и скорости, силы и ловкости. Он сознательно не заказал себе пива, хотя весь стадион представлял собой, по сути, один огромный круглый пивной бочонок, и болельщики вокруг вели себя шумно и развязно, как и подобает изрядно выпившим. При всем этом здесь был праздник рекламы, и такие гиганты американского бизнеса, как «Кока-кола», «Стандарт ойл» «Пиво “Хэмм” из края небесно-голубой воды» и «Чикаго трибьюн» раскупили пространство на стенах, чтобы продавать свой товар. Воздух пестрел вымпелами и флажками; дым от десяти тысяч сигарет и двух тысяч сигар, поднимаясь к небу, образовывал вверху сияющее марево. Все вели себя шумно, все были счастливы, все хотели в этот день и в этот час находиться именно здесь и ни в каком другом месте.
Игра получилась неважной. Соперники приехали из Вашингтона – вероятно, директор болел за нее, – и «Уайт сокс», в этом сезоне сами будучи не в лучшей форме, расправились с ней без особого труда. Они повели в счете в первом иннинге – и больше не уступали. Суонсон, правый крайний, парой хитов обеспечил своим партнерам четыре пробежки. Другие ребята – Эпплинг, Конлон, Симмонс, Бонура и Дайкс – тоже не подкачали, доведя своими результативными ударами счет до шести в их пользу. Питчер по имени Лес Титье подавал аж до восьмого иннинга, записав себе в актив победу. Все шло так, как и должно было идти, и больше всего удовольствия Чарльз получал от зеленой травы, от белой формы и мяча. Еще ему нравились долгие драмы ловли, когда кто-нибудь запускал мяч вверх, и тот улетал по дуге высоко в жаркое безоблачное небо, затем, теряя энергию, начинал спуск туда, где его ловил тот или другой молодой парень, который после этого отправлял мяч с большой скоростью в ту или другую сторону, в зависимости от игровой ситуации. Было что-то убаюкивающее в этих изящных передачах; матч, лишенный интриги, также был лишен драматичности и напряжения, и Чарльз был рад на какое-то время оставить позади и то и другое.
Во время розыгрыша седьмой подачи кто-то окликнул его:
– Шериф, как насчет воздушной кукурузы?
Увидев перед собой пакетик «Крекер Джек», Свэггер поднял взгляд и обнаружил, что место рядом с ним занял итальянец, назвавшийся «дядей Филом». Он был в кремовом льняном костюме, красном галстуке, белых штиблетах; на красивом лице в тени соломенной шляпы круглые темные очки.
– Спасибо, дружище, не надо, – сказал Чарльз. – Скажите, ребята, вы что, следите за мной? Как вы узнали, что я здесь? Это ведь не случайная встреча.
– В точности так же, как мы узнали, где будет Джонни. Мы повсюду. Не постоянно, но достаточно, чтобы за всем присматривать. Не принимайте это на свой счет. Мы просто обращаем на все внимание. Знание – это сила и богатство, это долгая, счастливая жизнь.
– Мне это не нравится.
– Никому это не нравится, но со временем вы привыкнете. Однако к делу. Я слышал, что, несмотря на всю болтовню насчет Первиса, именно шериф занялся Джонни. И сделал свое дело замечательно.
– Я сделал лишь то, что требовал от меня мой значок, – возразил Чарльз. – Ничего особенного. С этим справился бы любой полицейский в этом городе.
– Поскольку я знаком кое с кем из них, вынужден не согласиться с вами, – сказал «дядя Фил». – Все закончилось бы кучей убитых случайных прохожих. Я должен сделать вам выговор: если почитать газеты, получится «героический час Мелвина Первиса». Хотя на самом деле Первис лишь курил сигару и даже близко не подходил к Джонни и его маленькому «Кольту».
– Мне все равно. Меня это никак не касается. Я не хочу, чтобы кто-либо совал нос в мою работу, поэтому если никто меня не замечает, это как раз то, что надо.
– Надо отдать вам должное, шериф: в отличие от многих, вы не нуждаетесь в том, чтобы вас гладили по головке. Это восхитительная черта. Когда кто-то любит, что его гладят по головке, это может очень плохо кончиться.
– Я не люблю раздувать щеки от гордости. От этого никакого толку. Не люблю тех, кто так себя ведет. Ладно, в чем дело? Вы не производите впечатление заядлого болельщика «Уайт сокс».