Стрелок

Из-за скандала, приключившегося перед самым Рождеством, Гаупт пока не стал назначать Будищева писарем, а позже у него выявились и иные таланты, так что совсем было скисший Погорелов вздохнул немного свободнее. Во-первых, пришел приказ усилить стрелковую подготовку перед ожидаемым смотром. После того, как были выделены необходимые огнеприпасы, штабс-капитан зачастил вместе с подчиненными на стрельбище, и тут выяснилось, что Дмитрий недурно стреляет. Поначалу ему не очень получалось определять расстояние, указанное на прицеле в шагах, но скоро он приноровился и стал одним из лучших стрелков в роте.

Во-вторых, однажды его вместе с неразлучным Шматовым послали получать казенное имущество. Не одних, конечно, а под началом Фищенко. Что там приключилось, никто доподлинно не знал, но только фельдфебель после этого заявил, что впредь будет брать с собой только Будищева. Штабс-капитан сначала хотел спросить «отчего так?», – но, глянув на довольную рожу сверхсрочника, сам все понял.

Время для занятых службой солдат летело совершенно незаметно. Не успели оглянуться, как миновал январь, а за ним и февраль. Холода сменяли оттепели, затем иной раз снова ударяли ненадолго морозы, но приближение весны чувствовалось по всему. Но главным ее проявлением, к сожалению, была совершенно непролазная грязь.

Тринадцатого марта свершилось событие, которого долго ждали. Для проведения торжественного смотра в Бердичев прибыл его императорское высочество великий князь Николай Николаевич. Младший брат государя был назначен главнокомандующим действующей армией и теперь объезжал вверенные ему части.

Рота Гаупта выступила из Семеновки рано утром, когда дорога была еще скована ночным морозом, так что до Бердичева они добрались благополучно. Но затем стало пригревать уже по-весеннему теплое солнышко, и земля принялась оттаивать. Так что когда перед выстроенным полком появился экипаж главкома, вокруг была уже непролазная грязь.

Поговаривали, что Николай Николаевич был не здоров и именно поэтому показался перед войсками в коляске, а не как обычно – верхом. Но, скорее всего, ему просто не хотелось испачкаться. Объехав полк, великий князь остался доволен и велел офицерам подойти к нему поближе. Те немедля бросились выполнять приказ и оставили солдат с унтерами одних.

– Глянь, как почесали, – шепнул Будищев, показывая глазами Лиховцеву на торопящихся офицеров их роты.

– Умоляю, перестань! – не разжимая губ, взмолился Алексей, зная манеру своего товарища все вышучивать, самому оставаясь невозмутимым.

Главком тем временем обратился к собравшимся с кратким напутствием. Похоже, он действительно не совсем оправился от болезни, а может, просто устал, во всяком случае, голос его был тускл и невыразителен.

– Я надеюсь, что когда вас призову, вы и в деле окажетесь такими молодцами, а где и когда, я и сам не знаю[26].

Господа-офицеры сочли этот спич похвалой и закричали: «ура!» А через секунду к ним присоединился и весь полк.

– Походу, нам речь не толкнут, – заметил Дмитрий, но его товарищи в этот момент громко приветствовали своего главнокомандующего и не расслышали.

Вернувшись к ротам, офицеры встали во главе их, и тогда полковник Буссе принялся командовать:

– К церемониальному маршу, поротно, шагом арш!

Ничто так не услаждает сердце воинского начальника в России, как торжественный марш подчиненных ему войск. Мерная поступь солдат, заставляющая дрожать землю, наполняет его гордостью, а безукоризненно ровные колонны радуют глаз. Болховцы, конечно, оправдали надежды великого князя и прошли просто образцово. Но боже, что это был за марш! Если первая рота шла еще по более-менее крепкой земле, то следующие за ней так ее размесили, что вторая рота шла уже по щиколотку, а третья – по колено в грязи. Тем не менее полк шел бодро и молодцевато, разбрызгивая сапогами жидкую землю, так что даже великий князь нашел в себе силы улыбнуться и милостиво кивнуть своим чудо-богатырям.

В конце колонны двигалось несколько обозных транспортов, и в том числе лазаретная линейка, рядом с которой невозмутимо гарцевал верхом полковой священник отец Григорий. Вид у батюшки при этом был такой бравый, что Николай Николаевич удостоил его отдельной похвалы.

Едва последовала команда «стой!», Будищев огляделся и едва не фыркнул от смеха. От блестящего вида солдат, какими они явились на смотр, мало что осталось. Он и его товарищи были с головы до ног забрызганы грязью, так что казалось, идут не военные, а какие-то ожившие глиняные статуи. «Големы», вспомнил он их название.

– Шматов, етить тебя через коромысло! – раздалась ругань Хитрова. – А где твои сапоги?

– Соскочили, господин ефрейтор, – отрапортовал в ответ незадачливый Федька[27].

– Голова у тебя не отскочила?

– Никак нет!

– Эхма, – с горечью протянул Дмитрий, – такую возможность войну выиграть упустили!

– О чем ты? – удивленно спросил его Алексей.

– Если бы турки нас сейчас увидали, то либо от страха разбежались, либо от смеха померли, – под всеобщие смешки ответил ему приятель.