Стрелок-4

Несколько товарок бандерши слезли с нар, однако не стали соваться в драку, а, подхватив побитую предводительницу под руки, помогли ей добраться до нар. И только одна из них, видимо та что первая обвинила Стешу в проституции, посулила Дуне своим противным голосом:

— Попомнишь еще, шалава ярославская, как в чужую свару влезать!

Но та обратила на нее внимания не больше чем на проползавшего по стене клопа, а подойдя к до смерти испуганной девушке и почти участливо сказала:

— Не бойся, девонька. Никто тебя не тронет.

— Спасибо, — только и смогла вымолвить в ответ Степанида.

— Не благодари, — криво усмехнулась та. — Я давно на эту лахудру зубы точила. Лучше пойдем в мой уголок, да расскажешь, что с тобой приключилось. Я страсть, как истории жалостные обожаю, сама ведь в свое время от любви пострадала.

— Как это? — удивилась Стеша.

— Обыкновенно, — пожала плечами та. — Я ведь в хорошем доме служила, у добрых господ. В тепле, в холе, в сытости. А потом, как на грех, влюбилась в барчука. С тех пор жизнь моя наперекосяк и пошла!

— Почему?

— А он на войну ушел с турками, — ехидно прошипела одна из соседок, — а Дуньку-то, дуру, с животом и оставил. За то ее из барского дома и выперли, чтобы, значит, в подоле не принесла!

— Да как же так-то?! — едва не задохнулась от жалости девушка.

— Обыкновенно, — пожала плечами бывшая прислуга.

— Так ведь это она нам говорит, что от барчука понесла, а сама, поди, со всем кварталом любилась! — снова влезла соседка.

— Как вам не стыдно такое говорить! — вспыхнула Стеша.

— Гы, — осклабилась баба, — таких историй у каждой проститутки десять штук и все как одно, про несчастную любовь, да про изменщиков-кавалеров!

— Ох, и поганая же ты баба, Авдотья, — покачала головой Глафира, — и язык у тебя поганый. Но ничто, я его еще укорочу!

Услышав угрозу, соседка сначала начала озираться как будто в поисках поддержки, но наткнувшись на равнодушные или даже злорадные взгляды, стушевалась и демонстративно отвернулась.

— А вы разве проститутка? — осторожно спросила Степанида.

— Так куда было деваться? — горько пожала та плечами. — С дитем в прислуги не берут, а ничего другого я не умею. Пробовала в прачки, так чуть не надорвалась, да еще и молоко пропало. Вот и пришлось… Осуждаешь?

— Нет! — отчаянно замотала головой девушка.

— Вот и ладно. Про себя-то будешь рассказывать, или погодишь?

— Да нечего рассказывать. Меня Прохор, приказчик из лавки, ссильничать хотел, Семку, брата моего названного, чуть до смерти не убил… вот я за револьвер и взялась!

— Ишь ты, револьвер… откуда он у тебя взялся?

— Это Дмитрия. Он на флоте служит у него много всякого оружия.

— Стало быть, был офицерик-то?

— Нет! Все не так как вы думаете. То есть, он и впрямь офицер и с турками воевал, как ваш… жених, только у нас все не так как они сказали. Он мне как старший брат…

— Что-то больно много у тебя братьев не родных! Ладно, не тушуйся. И этих не бойся. Покуда я в камере они тебя не тронут, да и потом побоятся. На волю все одно выйти придется, а у меня память хорошая!

Последние слова Глафира произнесла громко на всю камеру, чтобы все услышали. И хотя никто ей не ответил, было ясно, что послание дошло.

— А почему они вас боятся? — тихо спросила Стеша, когда все успокоилось.

— Не меня, милая, — прошептала ей в ответ новая знакомая, — а Тишку, полюбовника моего. Бандит он, и меня страсть как любит, а потому, будь покойна, скоро вызволит. Не то что этих… а за тебя-то есть кому заступиться перед законом?

— Есть.

— Ну дай-то бог.

Был конец февраля, когда известие о том, что русского изобретателя Будищева избрали почетным членом Лондонского королевского общества, облетело весь Петербург. То есть, сначала оно появилось в английских газетах, потом посредством телеграфа это необычайная новость достигла пределов Российской империи, затем представители мыслящей элиты общества его некоторое время переваривали, а потом полыхнуло!

У дома, где снимал квартиру новоявленный сэр, собралась целая манифестация из восторженных студентов, экзальтированных барышень и прочих непонятных личностей с нездоровым блеском в глазах. Стоило Дмитрию выйти на улицу, как его тут же признали и принялись рукоплескать, затем решили, что оваций ради такого случая совершенно недостаточно и попытались качать. Правда, для этого нашего героя следовало поймать, а подпоручик, как оказалось, умел довольно шустро бегать.

В общем, чествование скоро прекратилось в погоню, в которой регулярные тренировки и отменное здоровье одержали безоговорочную победу над прокуренным энтузиазмом и неуемным ликованием.

Впрочем, этим не ограничилось. В Петербурге тоже имелась собственная академия, члены которой внезапно возжелали видеть в своих рядах всем известного изобретателя радио и пулеметов. А поскольку в столичной профессуре преобладали люди более опытные и интеллектуально развитые, нежели их студенты, то бегать за Будищевым они не стали, а пригласили его к себе.