«Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре

Текст баллады Жуковского, таким образом, как бы сконцентрировал в себе идею праздника – святки, святочные сцены и особенно девичьи гадания неизбежно напоминали о балладе Жуковского, актуализировали в сознании ее текст. Так, фельетонист «Северной пчелы», описывая в 1848 г. только что прошедшие святочные празднества в Петербурге, рассказывает о народных увеселениях и сравнивает их со сценами из «Светланы»: «Как мило изобразил это В. А. Жуковский в русской балладе „Светлана“»[1590]. Став общим достоянием, текст баллады оказывается способным к выполнению определенной функции в святочном ритуале. Размножившиеся к концу XIX в. всевозможные рекомендации по устройству рождественских праздников для детей, предлагая организаторам подходящий материал, всегда включают «Светлану» или же, по крайней мере, отрывки из нее[1591].

«Светлана» отлагалась в памяти ее читателей чаще всего в виде зримо представимого образа – образа героини, гадающей на зеркале. Картина девичьих гаданий и гадания Светланы при восприятии баллады оказалась не только центральной, но и вытесняющей собою другие эпизоды. Остальные моменты сюжета (приход жениха, скачка на тройке, церковь, избушка, голубок) как бы выпадали из текста или, по крайней мере, не возникали в сознании сразу же – «при мысли о Светлане». Поэтому тема гадания девушки на зеркале или «приглашения суженого на ужин» (у Жуковского две эти разные формы гадания оказались слитыми) неизменно вызывала мысль о героине баллады. Вспомнил ее Пушкин, собираясь отправить свою героиню на страшное гадание в бане, где она уже велела «на два прибора стол накрыть»: «И я – при мысли о Светлане / Мне стало страшно – Так и быть… / С Татьяной нам не ворожить»[1592]; вспоминает ее М. Погодин в своих «святочных» повестях («Суженый» и «Васильев вечер»); увидев на сцене гадающую героиню, вспоминает ее и рецензент драмы А. Шаховского «Двумужница, или За чем пойдешь, то и найдешь»: «Хор поет еще до поднятия занавеса; когда же он открывается, то мы видим на сцене первую строфу Светланы Жуковского: Раз в крещенский вечерок…»[1593]. Светлана приходит на ум гадающим гимназисткам и институткам, как, например, в романе Н. Лухмановой «Девочки»[1594]

и в ее же рассказе «Гаданье», где героине во время гадания на зеркале «вспомнилась баллада Жуковского», после чего приводятся строки: «В чистом зеркале стекла / В полночь, без обмана, / Ты узнаешь жребий свой»[1595].

Этот образ безошибочно узнается, разыгрываясь в шарадах – в одном из самых популярных святочных занятий дворянских домов. В первом номере газеты «Листок» за 1831 г. автор заметки, описывая развлечения только что прошедших святочных вечеринок, рассказывает о представленных на них шарадах. В одной из них изображалась Светлана перед зеркалом[1596]. М. Пыляев в очерке о праздниках, проводившихся в первой половине XIX в. в доме одного из «петербургских крезов», подробно описывает постановку «шарады в лицах» со словом «баллада», где этот жанр был представлен также «Светланой»

[1597]. То же слово с явной отсылкой на «Светлану» в 1819 г. разыгрывалось и в доме Олениных, причем участниками этого представления были сам Жуковский, Пушкин и Крылов[1598]. А. Воейкова в одном из писем 1823 г. сообщает о каком-то драматическом представлении «Светланы», где героиню изображала Е. Семенова, причем «с такой трагической манерой, что это имело вид совершенной пародии. Невозможно было не смеяться!»[1599]

Постепенно в ходе усвоения и вхождения в жизнь текст баллады сгущается в сознании ее читателей в пластический образ – образ героини, сидящей перед зеркалом. Призером его художественного воплощения может послужить картина К. Брюллова «Гадающая Светлана» (1836)[1600], на которой изображена девушка с русой косой в русском сарафане и кокошнике, сидящая перед зеркалом и смотрящая в него напряженным и испуганным взглядом. Картина – отнюдь не иллюстрация к балладе Жуковского (или, по крайней мере, не только иллюстрация), а воссоздание уже существующего в общественном сознании образа. Подтверждением тому являются и многочисленные литографии по мотивам гадания Светланы в святочных номерах иллюстрированных изданий конца XIX – начала XX в.[1601] Текст превратился в эмблему.