Читаем «Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре полностью

Имена, о которых шла речь, как раз и демонстрируют эту убежденность. Широкое включение в новый именник иностранных имен и конструирование новых имен по иноязычным моделям свидетельствует о стремлении интернационализировать как весь мир, так и самих себя. Весьма показательным в этом отношении представляется тот факт, что к середине 1930‐х гг., когда намеченная после Октябрьской революции идеологическая траектория претерпела существенные изменения, когда было осознано, что «революция мировая» еще «не занялась», когда речь пошла о построении коммунизма в отдельно взятой стране, «антропонимическое половодье» начало постепенно спадать. Имятворческий процесс если и не исчез вообще, то сильно пошел на убыль

[1684]. В результате попытка разрушить или вообще вытеснить традиционные имена провалилась, и хотя (в приглушенном виде) процесс образования новых имен продолжался и в более позднюю эпоху, мессианские тенденции, да и вообще идеологические интенции в характере именных новообразований, за редким исключением, себя изжили.

6. Своими словами: зарисовки, записки, эссе

Е. А. Белоусова

ПРЕДИСЛОВИЕ К РАЗДЕЛУ[1685]

Мама не успела написать воспоминаний. Все откладывала, смеялась: «Вот выйду на пенсию…» и продолжала работать – преподавать, писать научные статьи, книги. «Вот еще год поработаю, а потом может быть…» – и так каждый раз. Любила рассказывать анекдот из своей жизни о том, как новый зубной врач спросила ее, работает ли она еще (маме уже было за 70). Мама отвечала, что да, она профессор в университете. «А, – засмеялась дантист, – ну, оттуда только ногами вперед!» Так и вышло: мама довела до конца свой последний семестр в июне, заболела летом, умерла в сентябре 2020 г. Трудно сказать, верила ли мама, что и в самом деле настанет такое время – свободное, пенсия. Думаю, в глубине души не верила – просто отшучивалась.

Тем не менее идея сохранения памяти была для мамы исключительно важна. Память жила в ее устных рассказах, в письмах, в постах в соцсетях. Часто мама вспоминала вещи просто для себя и про себя – чтобы удержать, закрепить в памяти – особенно когда лежала в постели без сна (она долгие годы страдала бессонницей). В 2007 г. в письме своему другу Г. Г. Суперфину[1686], который, так же как и я, уговаривал маму заняться воспоминаниями, мама пишет: «Вот уйду на пенсию и начну писать. Только когда это будет? Пока времени нет. Хотя по ночам перед сном вспоминаю и даже формулирую темы и про Таллинн, и многое другое. У меня ранняя память. Думаю: ну, какой год сегодня буду вспоминать? Возьму-ка 58‐й…» В итоге все, что нам осталось, – мозаика из отрывков, принадлежащих разным жанрам, которые я постаралась сколь возможно полно собрать и представить в настоящем разделе.

Важным проектом, который она откладывала «на потом», мама считала написание истории рода Душечкиных, которая представлялась ей необычайно интересной: крестьянин-лоцман из новгородской деревни, начав удачное дело и разбогатев, дал почти всем из своих девятерых детей образование (только старшего оставил «при деле»). Таким образом, за одно поколение произошел социальный сдвиг – Душечкины сделались образованными людьми, представителями прогрессивной интеллигенции: четверо стали педагогами, один сын – ученым-академиком, мамин дед – земским врачом. Мама понемногу собирала материалы на эту тему, съездила в Боровичи, в Опеченский посад – по душечкинским местам, – но всерьез заняться этой темой у нее никогда не хватало времени, а потом уже и сил. Сейчас я продолжаю эту работу. Мама также считала необходимым оставить память о своих родителях. В 2018 г. она помогала составить биографическую статью о своем отце, биологе, физиологе растений Владимире Ивановиче Душечкине для второго (пока еще не вышедшего) издания энциклопедического справочника «Литературные Хибины»[1687], связанного с местом, где дед проработал много лет на Полярной опытной станции Всесоюзного института растениеводства. Не написав о прожитой жизни сама, мама сделала очень важное дело – уговорила свою мать, бабушку Веру, написать воспоминания. Теперь они у нас есть, и это чрезвычайно ценно. Мамин очерк «Будни и праздники молодой ростовчанки» основан на этих мемуарах. На что ученый ни кинет свой взгляд, все делается для него объектом анализа. Жизнь своей матери Веры Дмитриевны Фоменко в 1920–1930‐е гг. мама тоже рассматривает и описывает как нечто типическое, пишет не только о бабушке, но и о ее подругах, об этом времени, о людях в контексте эпохи – о том, что происходило вокруг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Литературоведение / Документальное / Критика