«Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре

Большой интерес к зеркалу в Средневековье, являющийся частью интереса к свету вообще, широко известен. По мнению Жака Ле Гоффа, средневековая наука «прощупывала» свет, и оптика ставилась на одно из первых мест в познании мира[138]. Поэтому неудивительна и тема зеркал в средневековых текстах как на Западе, так и на Руси. Ввиду свойственной зеркалу природы отражения (с меной правой стороны на левую) в мифологизирующем сознании зеркало соотносится с потусторонним миром, который и дает нужную информацию о предмете, находящемся перед ним (прошлое, будущее, сущностное и т. п.). В недавних культурологических исследованиях о природе зеркальности и зеркалах показывается, какие визуальные и смысловые смещения могут происходить с предметом, попавшим в сферу отражения зеркальной поверхности[139]

. Характер этих смещений обусловлен либо целью самого смотрящего, либо задачей владельца зеркала. Так, зеркало может давать сдвиг временного, пространственного, этического, эстетического и других планов. В результате, обладая всевозможными аберрациями, зеркало оказывается способным раскрывать противоречие видимости и сущности[140]. Строгая выполняемость зеркального закона вызывает к нему абсолютное доверие.

В «Сказании об Индийском царстве» мы имеем дело с чудесными зеркалами, представляющими собой оптические устройства, которые создают разнообразные сдвиги значений между актуальным миром, то есть миром, находящимся перед зеркальной поверхностью, и изображением[141]

. Попросту говоря, они показывают не то, что показывается, но некоторый, смещенный по определенным параметрам, образ.

Так, первое зеркало, названное «праведным» (то есть честным, истинным, справедливым и одновременно с этим – соответствующим нормам христианской морали), выявляет грехи смотрящего в него человека, «яже сьтворил от юности своей». Здесь сдвиг значения между действительностью и отражением происходит по двум параметрам: 1) вместо настоящего отражается прошлое (нарушается «синхронность изображения»); 2) вместо видимого отражается сущностное (нарушается морально-этическая оценка изображения)[142].

При этом в тексте, несмотря на то что зеркало является визуальным объектом, не дан зрительно

воспринимаемый образ отражаемых грехов. Можно предположить, что смотрящий наблюдает их либо в некоем абстрактно-концентрированном виде, либо же – как бы со стороны – в виде движущихся картин, вроде киноленты, где изображение одного греха сменяется изображением другого. Подобного рода картины, дающие описание грехов прошлого, хорошо знакомы по христианской литературе. Примером может послужить описание одного из чудес в Житии Павла Обнорского, где рассказывается о пустыннике Антонии, которому во время болезни было видение:

…очутился он на нѣкоемом мѣстѣ незнаемѣ; здесь, летая по воздуху, он увидал пред собою всѣ свои грѣхи от юности: всякий грѣх был написан не красками и не книжными словесами, но токмо прозрачно и разумно.

Антоний увидел, как он замахивается на свою мать батогом,

ино как она сидит и аз, как замахнулся, ино так и написано; или заутра ял и пил, ино так и написано; или побранил, или кого визнул с гневом, то тако и написано и день и час…[143]

В отличие от текста Жития Павла Обнорского, в описании функционирования первого зеркала Индийского царства смысл отображенного (прошлые грехи) называется, но зримо представимого их образа не дается. Раскрывая грехи смотрящего в него человека, это зеркало оказывается связанным с идеей Божьего суда, когда грехи будут либо обнаруживаться в зеркалах, либо взвешиваться на весах, что можно видеть на некоторых изображениях Страшного суда[144]. Ясно, что информация, поставляемая этим зеркалом, является откровенно разоблачительной, причем здесь на переднем плане выступает морально-христианский аспект, важный в первую очередь для самого смотрящего.