«Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре

Итак, у Ломоносова один образ (в его терминологии «первая идея») породил целую серию «вторичных идей», каждая из которых была использована по-своему, в зависимости от поставленной задачи. В результате многозначный образ горы сыграл активную и едва ли не определяющую роль в строительстве государственно-политической концепции оды. Образы гор, организовав собою одическое пространство, свели в единую художественную концепцию политику, географию, экономику и поэзию. Горы, относимые в схоластических риториках к предметам безразличным, посторонним, привлекаемым лишь для украшения и сравнения, в ломоносовской торжественной оде превратились в весьма существенный идеологический элемент картины мира.

ПОЭМА Н. А. ЛЬВОВА «РУССКИЙ 1791 ГОД»

ЖАНР, ТРАДИЦИЯ, НОВАТОРСТВО

В последние годы заметно оживился научный интерес к Н. А. Львову. Помимо тома его «Избранных сочинений», подготовленного К. Ю. Лаппо-Данилевским (1994)[489], Тверским университетом под редакцией М. В. Строганова выпущено пять посвященных Львову сборников «Гений вкуса» (очень качественных и содержательных)[490]

, роскошная книга Е. Г. Милюгиной, в основу которой положена ее докторская диссертация «Н. А. Львов. Художественный эксперимент в русской культуре последней трети XVIII века»[491], и ряд других. Настоящая статья отчасти является продолжением (или развитием) моих работ, посвященных «календарной» словесности и, в частности, персонифицированным и антропоморфизированным образам времен года[492]. В ней делается попытка толкования одного из (как почти всегда у Львова, необычных и даже эксцентричных) текстов, чаще всего называемого шутливой поэмой. Я имею в виду «Русский 1791 год». Исследований, посвященных этому произведению, совсем немного: в 1971 году в материалах XXIV Герценовских чтений небольшую заметку о нем напечатал В. А. Западов

[493]; ей уделил внимание в своей книге, опубликовал и откомментировал К. Ю. Лаппо-Данилевский; свое видение этого произведения дала и Е. Г. Милютина. Однако в целом, как мне представляется, данный текст Львова остается осмысленным далеко не полностью.

Львов напечатал это произведение в 1791 году отдельным изданием, представляющим собой брошюру в 25 страниц. На титульном листе стоит название «Русский 1791 год». На нем же – виньетка «Льво. Нико. 1 апреля 1791 года». Первая часть виньетки, как видим, содержит слегка зашифрованное имя автора (Льво. Нико., то есть Львов Николай). Текст начинается с написанного разностопным ямбом посвящения некой «милостивой государыне», в которой без труда угадывается жена Львова Мария Алексеевна. Непосредственно после посвящения следует второе название «Зима» и довольно обширный текст: 402 стихотворные строки четырехстопного хорея. В конце брошюры поставлена другая, в отличие от виньетки, дата – «11 декабря 1791 г.». Тираж был мизерный, и на настоящий момент сохранился единственный экземпляр, содержащийся в РГБ. Сведений о непосредственной реакции на это издание друзей и современников Львова не сохранилось. Через пять лет, в 1796 году, в журнале «Муза» без подписи, с рядом разночтений и пропуском нескольких стихов была перепечатана большая часть этого текста (та, которая имеет заголовок «Зима»)[494]. Публикация сопровождается припиской издателя «Музы» И. И. Мартынова, демонстрирующей явную удовлетворенность издателя эстетическим совершенством текста: «Кого благодарить за сию пиесу? Я надеюсь, что всяк будет повторять за мною сей вопрос, прочитав оную»[495]

. Приписка свидетельствует о малой известности «пиесы» Львова; она же дает возможность предположить, что ее текст распространялся в списках, утратив по дороге своего автора и ряд строк. Видимо, один из этих списков и напечатал И. И. Мартынов.

Содержание «пиесы» подвергается пересказу с трудом.

Сначала читатель узнает о приезде из «светлиц хрустальных»[496] «резвого Вестника», развевающего бородою и сверкающего сединою, в котором современный читатель угадывает Мороза. Вестник привозит «объявление от Зимы», велящей «всем» готовиться к ее приезду. «Все» тут же начинают наряжаться: волками, медведем или бобрами, «всяк согласно с кошельком» (попросту одеваются в шубы из меха этих животных). Вестник-Мороз румянит лица людей, покрывает инеем бороды, а приехавшая в санях Зима («барыня большая», «белокосая царица», «зрелая богиня») гуляет, забавляет людей разными чудесами и кокетливо заигрывает с ними. Вскоре обнаруживается, однако, что русские люди с некоторых пор стали слишком тяжело переносить зимний холод. Солнце, заметив это, начинает светить горячее, и утратившую от его лучей свой прежний роскошный вид Зиму изгоняют.

Таков первый, так сказать, сезонно-климатический пласт этого текста.

Львов был далеко не первым поэтом XVIII века, представившим в поэзии персонификацию не только явлений природы (Вестника-Мороза), астрономических образов (Солнце), но и времен года (Зима).