— Слушай, я тебя не напугала своими планами? Насчет расписаться?
— Ничуть.
— Серьезно? Я вдруг поняла, что несу какую-то чушь, как испорченная мещанка.
— Почему чушь? Естественное женское желание строить семейное гнездо. Ты же не бросаешься из одного брака в другой.
— Глупости, я не хочу бросаться из одного брака в другой. Я вообще с трудом знакомлюсь... в общем, когда ты подошел ко мне под этим дождем, я переживала все, как катастрофу. У меня был такой круг — ансамбль, работа, зрители. А теперь хочется жить, как все... хотя бы после концертов и репетиций. Надо будет привезти халат, чтобы не брать твой. Ты не против?
— Почему я должен быть против? Место есть.
— Ты все-таки удивительный человек. Ты вот это все спокойно слушаешь, вместо того, чтобы... Ну, я не знаю. Думала, как-то иначе... Ты знаешь, для тебя нет слов "так не принято". И при этом не смотришь на меня, как... Не понимаю, как это объяснить. Думала, что так не бывает.
— В мире все меняется. Принято, не принято... И я хочу сказать спасибо этому холодному дождю со снегом.
Соня опустила сумочку на стул, подошла к стенке. Щелкнул выключатель "Проксимы".
— Давай разберемся с продуктами. — Она заглянула в тесную коробочку холодильника. — Подай сюда красную авоську...
Индикатор настройки свелся. Из радиолы, под ритмичные звуки пианино и ударника донесся голос Великановой — "И что бы я ни делала, и что бы ни надела я, при тебе и без тебя, это только для тебя..."
Соня заглянула в авоську.
— Так... Вот это... это не надо укладывать, я приготовлю голубцы. Ты любишь голубцы?
Виктор не успел ответить.
Раздался стук. Он обернулся, и увидел, что незакрытая Сонина сумочка, соскользнув со стула, рассыпалась; из нее вывалился кошелек, помада, пудреница, круглое зеркало в молочно-белой оправе из гнутого оргстекла, связка ключей и разные мелочи, на которые Виктор уже не обратил внимания.
Он увидел на полу выпавший из сумочки маленький черный пистолет.
20. Покушение начнется после полудня.
— Не бойся, он не выстрелит, — сказала Соня. — Затвор надо передернуть.
— Наградной? — спросил Виктор.
Он узнал его. Карманный "Вальтер" девятой модели, прозванный в народе "дамским". Без гравировок, простой и изящный, выпуск начала сороковых. Такие тащили с войны, как сувениры и на всякий случай. Такими не премируют. Надо было усыпить бдительность.
Наступила неловкая пауза, и только Гелена Великанова продолжала скороговоркой многозначительный последний куплет — "И только мне все кажется, мне почему-то кажется, что между мною и тобой ниточка завяжется..."
"Броситься, завладеть оружием? А где гарантия, что она не носит второй? Если бросится сама — не носит. Тогда сбить с ног, и..."
— Не совсем, — помедлив, ответила Соня. Вздохнув, она спокойно подошла к сумочке, и выудила из него маленький флакончик пробных духов. Убедившись, что с ним все в порядке, она присела на корточки и подобрала зеркальце, помаду и пудреницу. И только потом, наведя в сумочке порядок, она аккуратно сунула туда пушку. Угрожать ею она явно не собиралась.
— Я не хотела рассказывать,— произнесла она, небрежно положив сумку на секретер. — Пару лет назад один шизик убить угрожал. Причем убить после полудня. Милиция выделила сотрудника в штатском охранять, ну и вот это, больше для спокойствия. Шизика поймали, а пистолет предложили оставить. На память и на всякий случай. Вдруг сбежит. Я сразу не предупредила тебя, извини. Получается, подвергаю тебя опасности.
— Меня опасности? Да ладно... А как же в войну? Разрешение хоть дали, а то милиция найдет...
— Они все нас знают. Мы всегда на десятое ноября выступаем. Начальство УВД просто без ума.
— "Если где-то человек попал в беду, мы поможем, мы все время на посту..."
— Не слышала. Довоенная?
— Лет тридцать назад слышал.
— Мы обычно выступаем во втором отделении, идем на "бис". Про службу номера в первом отделении, во втором идет лирика и юмористы. На этот раз готовим "Сумерки", те самые, васильевские, что все критики ругают — "И стоим с тобою рядом мы на пороге тьмы...".
— А как же программу утвердили, если ругают?
— Они сами просили! Зам начальника управления лично просил, нельзя ли разучить к празднику, люди просят! Знаешь, они у себя там любят душевные и сентиментальные вещи, которые хорошо петь в застолье. Наверное, потому что по службе имеют дело с человеческой грязью, вот и тянет к светлому и чистому. Как ты смотришь, если я приготовлю голубцы? Здесь наверняка у коменданта есть прокат мясорубок...
— И разрешение выдали?
— Не помню. Для меня хуже нет разбираться с бумажками... Да нас же все знают.