— И вот эта идея искусственной характеристики электрической машины прекрасно укладывается в темы автоматики и приборов! — воскликнул Камаев. — Вы явно эту идею недооценили, вы должны были не держать ее в себе, а ходить и везде пробивать. Электронное управление переворачивает представление инженера об электрической машине и ее характеристиках.
— Анатолий Алексеевич, я только до ней додумался. Случайно.
— В таком готовом и выношенном виде? Ну да ладно. Знаете, в чем-то... в чем-то вы правы. Реализация этой идеи упрется в один момент. Не в ограничение мощности тягового двигателя — это временно. В саму физику сцепления. Веса составов, грубо говоря, выбираются, исходя из плохого сцепления — влажные рельсы, масло. И эта физика сцепления еще плохо изучена. Даже попадаются вещи, которые мы не можем объяснить. Вот, например, на электровозах постоянного тока напряжение в контактной сети всего несколько киловольт, и при трогании с места через колеса в рельсы идет большой ток... ну, вы знаете. И вот обнаружили, что этот ток способен повысить сцепление примерно вдвое. Физики объяснений не дают. Есть гипотеза, что ток выжигает загрязнения — масло, влагу. Но это только догадки.
— Интересно... — задумчиво произнес Виктор. — Вы на лекциях это не рассказывали.
— Может и рассказывал, не помню... А вы были у меня на лекциях?
— Слышал. — Виктор понял, что снова прокололся. — Так это можно использовать!
— Пробовали. Но тяговый ток, он ведь меняется не так, как нам надо по условиям сцепления. Ну и в электровозах переменного тока он меньше, а в тепловозах вообще нет.
Они подошли к перекрестку. Оштукатуренный Дом Стахановцев на углу с Харьковской выглядел дорогой игрушкой; белые гладкие пилястры красиво и торжественно выделялись на желто-песочном фоне стены, увенчанной под крышей греческим портиком. Элитное жилье.
"Интересно, квартиры тут по карману стахановцам? Или им дают скидку? Или льготную ипотеку?"
— Так это... — неуверенно сказал Виктор. — зачем тяговый, можно через два соседних колеса ток от отдельного источника пропустить. И регулировать, когда надо.
— От отдельного, говорите? — Анатолий Алексеевич остановился и пристально поглядел на Виктора. — А как же тяговый ток?
— На тепловозах никакого тягового тока нет, только на электровозах... А там можно отдельный токосъем для тягового тока. Легкую одноосную тележку для токосъема самое простое, а потом можно будет тиристорной коммутацией.
— Послушайте, да вы... Нет, ну вы посмотрите! Вы понимаете, что говорите?
Лицо профессора взволнованно раскраснелось. "Ну вот, все испортил", подумал Виктор.
— Вы тут ходите, как кустарь-одиночка, с этой идеей, на кафедру забредаете, страдаете ерундой, а это же... это же возможность открытия! — воскликнул профессор. — У нас было явление, которое толком не изучали, потому что не знали, как применить. Теперь у нас есть способ применения! Мы можем открыть хоздоговорную тему, построить стенд, купить оборудование, мы сможем взять в субподрядчики специалистов по трению и износу из институтов РАН! Доступ к приборам вплоть до электронного микроскопа! Если мы разберемся в механизмах влияния тока, это — открытие!
Внезапно он согнул руку и поднес к глазам здоровую блямбу часов, карманный трофейный "Мозер", переделанный под ремешок.
— Простите, опаздываю на лекцию, — и он махнул рукой в сторону улицы Сталина. — Не исчезайте!
Его фигура скрылась за облетевшими кустами возле двухэтажного магазина тканей на другой стороне Куйбышева. Блин, надо было заснять для истории, подумал Виктор.
Через полсотни метров в глаза бросилась витрина книжного. Вывеска "Ариадна" была тонким намеком на содержание; понимание намека приобщало прохожего к слою советской интеллигенции, побуждало зайти и духовно обогатиться.
"Иннокентий говорил про Солженицына... Вот и проверим."
...Книги лежали стопками на прилавках, заполняли высокие, до потолка, стеллажи, их корешки торчали из решетчатых призм вертушек. По стенам уходящих вглубь здания коридоров виднелись рулоны карт. Запахи типографской краски, клея и бумвинила не могла выгнать даже полуметровая труба вентилятора в одном из окон.
"Где же он будет? Политическая или художественная?"
Виктор двинулся наугад; через несколько шагов в глаза ему бросился стоящий на стеллаже фолиант в сером ледериновом переплете и красно-бурыми тиснеными буквами, тиснутыми брусковым шрифтом: "АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ".
— Извините, вон ту можно показать? — спросил Виктор продавщицу в синем рабочем халате, ушедшую с головой в "Адьютанта его превосходительства".
— Это Солженицын, — равнодушно произнесла женщина, оторвавшись от нетленного произведения Болгарина и Северского. — Подарочное издание.
— Ну да... А про что он пишет?
— Это "Архипелаг ГУЛАГ".
— Я вижу. А про что?
— Ну так это "Архипелаг ГУЛАГ". Тот самый.
— Про лагеря?
— Ну а про что же еще.
— А что он про лагеря пишет?
— Это тот самый "Архипелаг ГУЛАГ".
— А посмотреть можно?
— Вы не читали?
— Я плохо читал и не понял.
— А он же сидел, этот писатель, — раздался рядом ломающийся юношеский голос.