Строптивые фавориты

Униженный Карл IV, по наущению Мари, уверил Людовика, что «будет поступать, так, как тот захочет», если герцогиня вновь будет в фаворе и вернется в Париж. Де Ришелье, который уже замышлял бросить вызов Испании в лице Филиппа IV, питал слабую надежду, что помилованная герцогиня несколько угомонится и это успокоит воинственный пыл семейки Роганов, гугенотов и англичан. Он посоветовал королю вернуть ее для начала в замок Дампьер, но, чтобы его монаршая гордость не была уязвлена, изобразить это как милость герцогу Клоду де Шеврёз за его безупречную и верную службу.

Мари терзали сомнения, ибо от Дампьера было недалеко до Бастилии, однако ход истории все решил за нее. Она уповала на поход Бекингема на помощь Ла-Рошели, но 26 августа 1628 года клинок Джона Фелтона оборвал жизнь английского герцога. Когда Мари сообщили об этом, она упала в обморок, и пришлось несколько раз пустить ей кровь, чтобы привести в сознание.

Поначалу, то ли искренне, то ли притворно, Мари утихомирилась и дала обещание более не мутить воду. Она возвратилась в Дампьер и для видимости вела себя тише воды, ниже травы, но постоянно подзуживала Карла Лотарингского, Карла Стюарта и Анну Австрийскую, чтобы они добивались ее возвращения ко двору. Правда, королева не смогла оказать ей особой помощи – в ноябре 1626 года у нее случился третий выкидыш, и отношения с супругом и Марией Медичи вновь усложнились. Карл Стюарт вызвал на беседу французского посла в Лондоне. Тот весьма дипломатично заявил:

– Мадам де Шеврёз – женщина, зловредность каковой всячески превосходит ту, что свойственна ее полу… В отечестве уже столкнулись с тем, что некоторые знатные и могущественные особы отказывались от службы королю, дабы последовать ее страстям.

Действительно, Мари с головой погрузилась в новую интригу. Надо сказать, что, опозорившись в заговоре Шалэ, Гастон Орлеанский сгорал от нетерпения реабилитировать себя и сыграть какую-то выдающуюся роль. Для начала он добился, чтобы ему доверили командование армией во время осады Ла-Рошели, но никоим образом там не отличился. Поскольку кампания затягивалась, это занятие быстро прискучило принцу, и он сбежал в Париж. Там Гастон начал требовать у брата то командование армией в итальянском походе, то при выступлении в Лангедок, но, памятуя его неудачи под стенами Ла-Рошели, Людовик дважды отказал ему. Молодая жена Гастона Орлеанского в 1627 году умерла в родах, произведя на свет вместо ожидаемого сына – который придал бы Гастону больший политический вес – здоровенькую девочку. Ввиду отсутствия наследника престола у Людовика, тут же встал вопрос о повторной женитьбе молодого вдовца. Рассматривались три кандидатуры принцесс: австрийская, дочь императора Священной Римской империи, и две итальянские, сестра великого герцога Тосканского, родственница Марии Медичи, и Мари де Гонзаг-Невер (1611–1667), дочь герцога Неверского и внучка герцога Мантуанского. Последняя была чрезвычайно родовита, великолепно образована, богата и неимоверно тщеславна.

Девица вцепилась в Гастона мертвой хваткой, но этому браку воспротивились королева-мать и Людовик XIII. Зато этот замысел привел в восторг врагов де Ришелье во главе с Мари де Шеврёз. Они стали подстрекать Гастона вступить в брак как можно скорее, для чего бежать во Франш-Комте, владение испанского короля. Мари вновь пустилась во все тяжкие, снуя между своими замками Дампьер, Лезиньи и аббатством Жуар, а ночью, переодетая в мужской костюм, скакала в предместье Парижа Сен-Жак, где в монастыре Порт-Рояль тайно встречалась с Анной Австрийской. В ее замках не переводились гонцы из Англии, Испании и Лотарингии, она теребила Карла Стюарта, Карла Лотарингского и, через посла в Париже, испанского короля Филиппа IV. Все это не составляло никакой тайны для де Ришелье, который писал: «Интриги Лотарингии и Испании при посредничестве мадам де Шеврёз невыносимы. Король хотел бы, чтобы мадам де Шеврёз задержали и препроводили в Венсенский лес[45], в каковом случае надобно, чтобы никто ее не видел». Будучи должным образом проинформирован, разгневанный Людовик направил брату письмо, в котором неприкрыто и без излишних экивоков выразил свое неудовольствие его поведением.