Строптивые фавориты

Мари была весьма популярна среди аристократов, так что ее возвращение приветствовалось памфлетом, получившим широкое хождение по рукам в Париже: «Французская амазонка спешит на помощь парижанам». Начав с предисловия, что «красота тела часто является признаком красоты души», автор далее сообщал: «Сия принцесса несгибаемого мужества перед всеми невзгодами судьбы никогда не желала склоняться перед тиранией дурных фаворитов и не хочет терпеть, чтобы мы изнемогали в рабстве. Она спешит нам на помощь… Сей ангел сражений в армии истинных французов готовится увенчать себя лаврами, которые мы будем пожинать совместно… да сохранят будущие века навсегда память и имя этой французской амазонки, мадам де Шеврёз!» По такому страстному призыву, учитывая отъезд двора из непокорного Парижа в Компьен, Мари пренебрегла отсутствием указа регентши и 12 апреля 1649 года вернулась в Париж, где незамедлительно обрела большую популярность. Этот вызов сильно разгневал королеву-мать, и она продлила изгнание, что вызвало у Мари всего лишь презрительную усмешку. Анна Австрийская была вынуждена смириться и отменить указ, прося бывшую подругу для соблюдения приличий провести хотя бы несколько дней в Дампьере. В середине июля Мари выехала в свое поместье, но заболела и только 8 августа вернулась в Компьен, чтобы встретиться с регентшей после семилетней разлуки. Она с достоинством попросила простить ее; Анна Австрийская скрепя сердце даровала прощение, но заметила своему окружению:

– У нее не осталось и следа былой красоты.

Вся красота передалась Шарлотте, которая стала любовницей де Гонди и вместе с ним заработала славу самой популярной политической пары столицы. По его воспоминаниям, «у нее были самые красивые глаза на свете и манера владеть ими, которая была восхитительна и присуща ей одной». Тем не менее любви с его стороны в этой связи было немного: он, отпрыск худородных дворян, лишь использовал родовитую девицу, чтобы через герцогиню сблизиться с фрондировавшими принцами. Позже де Гонди нередко отпускал по ее адресу высказывания, не делающие ей чести. Шарлотта, несмотря на красоту, была отнюдь не подарок – испорченная, капризная и пустая, в приступах гнева она швыряла в огонь свои юбки, чепцы и перчатки. Удерживать такое создание в состоянии относительного спокойствия было делом нелегким. В Париже с наслаждением перемывали кости дамам де Щеврёз: матери – за брак втроем, ибо она поселила де Лэга в супружеском доме и полуглухой Клод де Шеврёз как будто бы ничего не замечал; дочери – за открытую связь со священнослужителем, ибо мадам де Шеврёз не постеснялась как-то прилюдно указать ему позаботиться о том, чтобы Шарлотта не забеременела.

Буржуазия и чиновничество Парижа быстро выдохлись, так называемые парламентские волнения улеглись, народ же продолжал бурлить, и Фронду возглавили представители высшей аристократии. Собственно говоря, это было собрание чисто эгоистических интересов – получение должностей, пенсий и прочих лакомых кусков, но тут надо учитывать, что внутри аристократии имелись кланы, враждовавшие с давних времен: династия принцев Конде-Лонгвиль-Монморанси противостояла клану принцев Лотарингских, к которым через замужество принадлежала Мари. 18 января 1650 года ей удалось склонить регентшу арестовать и заключить в Венсенский замок принца де Конде, его брата принца де Конти и зятя герцога де Лонгвиль. Мари посчастливилось достичь цели: теперь она определяла ход событий. Мадам де Моттвиль, придворная дама Анны Австрийской, писала в своих мемуарах: «Она видела себя в состоянии воскресить былые желания, которые имела в начале регентства: управлять Францией».

Герцогиня выставила свои требования: кардинальский сан для де Гонди, должность гвардейского капитана охраны герцога Анжуйского (младшего сына королевы) для своего сожителя де Лэга, возвращение маркиза де Шатонёфа в Государственный совет и т. п. Отношения между Анной Австрийской и Мари вновь стали дружескими, и Мазарини уже не мог ничего решить, не посоветовавшись с герцогиней де Шеврёз.

Тем временем родня и сторонники арестованных Конде затеяли смуту в Гиени, Бордо, Лимузене, Провансе и Бургундии. Мазарини удалось справиться с этими угрозами. Но Мари была устроена таким образом, что ей надлежало выступать против действующей власти, кому бы она ни принадлежала. Она захотела, чтобы во главе государства стал маркиз де Шатонёф. Но это не устроило де Гонди (теперь он – де Рец), который видел на этом месте только себя. Мазарини умело посеял раздор между ним и Мари. Тем временем герцогиня совершала глупость за глупостью, порицая кардинала перед регентшей. Это настолько выводило его из себя, что как-то он в гневе швырнул о пол свою кардинальскую шапку.