Стругацкие лебеди

С.К.Нет, речь идёт о том, что они могли управлять только той страной, которую имели. Они понимали, что в новом постиндустриальном формате лишатся всего. Что у них нет ни мозгов, ни желания ни для чего другого. Они не понимали, зачем это делать, и — главное! — бессознательно чувствовали, что этот постиндустриальный формат уничтожит их как класс. Что могут делать извозчики в стране автомобилей? Класс извозчиков-бюрократов исторически был заинтересован в том, чтобы автомобилей у нас не появилось. Нет, против собачьих или оленьих упряжек они в принципе ничего против не имели. Но выпускать из рук привычные вожжи: во имя развития, во имя любви к Родине или по какой-то иной причине, — они категорически не хотели и не могли. Каждый конкретный человек готов был сто раз освободить своё место и уйти на пенсию или куда угодно еще, чтобы только Родина жила и развивалась, а вот класс в целом — нет, никогда.

Поэтому и нужна была революция. Мы говорили об этом, мы ощущали себя пусть недооформленной, но всё-таки партией, так сказать, революционного когнитариата — это тоффлеровский термин, который я готов применять, — и для номенклатуры были к 1985 году, наверное, опаснее, чем все остальные вместе взятые. Номенклатура сформировала несколько колонн. Она, во-первых, отрывала тех, кто говорил о революции, от самого актива, а, во-вторых, перемещала актив с революционной повестки дня на какую-то соседнюю, то есть переформатировала его.

Одними из участников такого переформатирования были Стругацкие.

Два главных политических субъекта, которые выполняли такое переформатирование, — это академик Андрей Сахаров, который переформатировал всё на либеральную повестку дня, и писатель Александр Солженицын, который переформатировал всё на консервативную повестку дня. И то, и другое уже не было революционной повесткой дня — их задача заключалась не в том, чтобы вывести нашу социальную систему на качественно новый уровень, а в том, чтобы её разрушить. Спрашивается: что дальше? Ответ: а вот как разрушим — так всё и станет хорошо.

Было ясно, что ничего хорошего не будет, новая система не создаётся, страна развалится, будут обломки, но, тем не менее, наш актив тянули именно туда.

Стругацкие же в этом процессе выполняли пусть относительно второстепенную, но очень сложную и необходимую функцию, поскольку речь шла о технократах — а основное ядро нашего потенциально революционного актива, этого советского когнитариата, было технократическим.

Советская коммунистическая номенклатура боялась гуманитарных наук, потому что развивать их, не развивая обществоведение, было невозможно. А технические науки развивать надо было. Поэтому технократам давали больше участия во власти, денег, социальных благ, чем гуманитарным пластам, которые находились в очень убогом состоянии. Гуманитарный «мэйнстрим» занимали ортодоксы самого худшего разлива или диссидентствующие группы, которые мимикрировали под ортодоксию. Всё, что могло и должно было развиваться, отправлялось куда-то далеко на отшиб. А те, кто делал ракеты, компьютеры и всё, необходимое для защиты от Америки, — всё-таки получали свою дозу кислорода. В результате, с одной стороны, советская технократия была живой и энергичной, а с другой — безумно оторванной от серьёзной гуманитарной культуры. Но — это уже в-третьих — страстно охочей до оной. И, наконец, в — четвертых, — лишенной серьезного гуманитарного вкуса в силу своей технократической односторонности.

Сочетание всего этого приводило к тому, что от Стругацких они балдели на счёт «раз».

«ЗАВТРА». По-вашему, Стругацкие были культурным продуктом, специально оформленным для данного социального слоя?

С.К.

Да, несомненно. И вот я, в принципе, знаю, что на Западе существовали большие интеллектуальные фабрики, которые создавали литературную продукцию, в том числе «фэнтэзи», по аналитическим запискам. Я не говорю, что всё «фэнтэзи» так писали, или что Станислав Лем так писал, но массовая, популярная «фэнтэзи» на Западе писалась, как правило, по заказу.

«ЗАВТРА». То есть в этот стог вкусного сена была напихана целая куча иголок?

С.К. Очень много, и они все, повторюсь, в принципе, известны. Известно, кто писал аналитические записки, и кто их потом творчески перерабатывал: на литературу, предназначенную для широкой массы, или для определенного контингента — это называлось «адресатом пропаганды»; что именно туда закладывалось и как это срабатывало.