405 Прежде чем дальше следовать этим размышлениям, я должен подчеркнуть один аспект архетипов, очевидный любому, у кого есть практический опыт в данной области: при появлении архетипы имеют отчетливо выраженный нуминозный характер, который может рассматриваться как «духовный», если слово «магический» кажется слишком сильным. Соответственно, для психологии религии это явление представляет величайшее значение. Оно весьма двусмысленно: может быть исцеляющим или разрушительным, но отнюдь не индифферентным (конечно, при условии достижения им определенной степени выраженности)117
. Этот его аспект заслуживает – ранее прочих – эпитета «духовный». Иногда архетип в сновидениях или фантазиях появляется в форме духа и даже ведет себя подобно духу-призраку. Это нуминозность создает мистическую ауру, оказывающую соответствующее влияние на эмоции. Она изменяет философские и религиозные убеждения даже тех, кто считает себя на голову выше любых проявлений слабости. Часто нуминозность ведет к цели путем беспримерного напряжения и беспощадной логики, завлекая субъект воздействия своими чарами, от которых, несмотря на самое отчаянное сопротивление, он не способен, а подчас и не желает освободиться, потому что переживание, вызванное ею, глубоко и исполнено смысла, ранее непостижимого. Я отлично представляю себе противодействие психологическим открытиям подобного рода, обусловленное совокупностью всех укоренившихся убеждений. Опираясь скорее на предчувствия, чем на действительные знания, большинство людей испытывает страх перед угрожающей силой, которая, скованная, покоится в каждом из нас, ожидая лишь магического слова, чтобы освободиться от заклятия. Это магическое слово, всегда оканчивающееся на «-изм», оказывается наиболее эффективным в случае тех, кто имеет хотя бы малейший доступ к своему внутреннему «я» и в наибольшей степени отклонились от своих инстинктивных корней, попав в поистине хаотический мир коллективного сознания.406 Несмотря на или, возможно, благодаря сродству с инстинктами, архетипы представляют собой подлинный элемент духа, однако этот дух не следует отождествлять с человеческим интеллектом, поскольку он является spiritus rector[63]
последнего. По сути, содержимое всех мифологий, всех религий и всех «-измов» является архетипическим. Архетип – это дух или псевдодух: то, какую форму он примет, будет зависеть от позиции человеческого ума. Архетип и инстинкт представляют собой наиболее полярную из вообразимых оппозиций, что можно легко заметить, сравнив людей, управляемых инстинктивными побуждениями, с теми, кто охвачен духом. Но, точно так же, как и между любыми противоположностями возникает столь тесная связь, что невозможно установить или даже представить себе какое-либо состояние без соответствующего ему отрицания, так и в этом случае также всякие крайности сходятся. Они соответствуют друг другу, что свидетельствует не только о том, что один происходит из другого, но и о том, что они сосуществуют как отражение в нашем уме состояния противопоставления, являющегося источником всей психической энергии. Человек обнаруживает, что некая сила подталкивает его к действию и одновременно останавливает и побуждает к размышлениям. Это противоречие его натуры не имеет морального значения, поскольку инстинкт сам по себе не так плох, как и дух не так хорош. Отрицательный заряд так же хорош, как и положительный – вместе они создают электрический ток. Так же и к психологическим противоположностям необходимо подходить с научной точки зрения. Истинные оппозиции не могут быть несоизмеримыми; если бы они были таковыми, они никогда не образовывали бы единства. Однако, вопреки всем противоречиям, они демонстрируют постоянную склонность к единению, и Николай Кузанский определил самого Бога как complexio oppositorum[64].