368 Употребляя термин «психоидный», я отдаю себе отчет в том, что он вступает в противоречие с однокоренным понятием, введенным Дришем. Под «психоидом» (psychoide) он понимает направляющее начало, «определяющий фактор реакции» (reaction determinant), «потенцию будущего действия» в зачаточном состоянии. Это «основополагающий фактор, раскрывающийся в действии»28
, «энтелехия реального действия»29. Как справедливо заметил Ойген Блейлер, понятие Дриша является скорее философским, чем научным. Блейлер, в свою очередь, использовал выражение «die Psychoide» как обобщающий термин, главным образом, применительно к подкорковым процессам постольку, поскольку они связаны с биологическими «адаптивными функциями»30. В числе этих процессов Блейлер рассматривает «рефлексы и эволюцию видов». Он дает следующее определение: «Psychoide – это совокупность всех функций тела и центральной нервной системы, направленных на целеполагание, запоминание и сохранение жизни, кроме тех функций коры головного мозга, которые мы привыкли рассматривать в качестве психических»31. В другом месте он говорит: «Психическое индивида, связанное с его телом, и филогенетическое психическое образуют единство, которое, исходя из целей данного исследования, можно наиболее приемлемым образом обозначить термином Psychoide. Общим для Psychoide и психического является <…> способность к волевому действию и использование предшествующего опыта <…> для достижения цели. Сюда следует отнести врожденную и благоприобретенную память (engraphy и ecphoria) и ассоциации, то есть нечто, аналогичное мышлению»32. Казалось бы, понятно, что подразумевается под «Psychoide», но на самом деле его часто путают с «психическим», как можно судить по приведенному выше фрагменту. Однако вовсе не ясно, почему подкорковые функции, которые это понятие, согласно предположению, обозначает, должны рассматриваться как «квазипсихические». Путаница, очевидно, проистекает из органологического подхода, еще дающего о себе знать у Блейлера, который оперирует понятиями наподобие «кортикальной души» или «медуллярной души» и явно склонен считать соответствующие психические функции производными от этих областей мозга, хотя именно функция создает соответствующий ей орган, использует и модифицирует его. Недостаток органологического подхода состоит в том, что вся целенаправленная активность, свойственная живой материи, рассматривается с его позиций в конечном счете как «психическая» – в результате «жизнь» и «психическое» у Блейлера отождествляются, если судить по употребляемым им терминам «филогенетическое психическое» и «рефлексы». Чрезвычайно трудно, если вообще возможно, представить себе психическую функцию, не зависящую от соответствующего органа, хотя в действительности мы переживаем психические процессы безотносительно к их органическому субстрату. Для психолога, однако, как раз единство этих переживаний и составляет объект исследования, и посему мы должны отказаться от терминологии, заимствованной у анатомов. Если я использую термин «психоидное»33, то только с тремя оговорками: во-первых, я употребляю его в качестве прилагательного, а не существительного; во-вторых, при этом не подразумевается какое бы то ни было психическое качество в собственном смысле слова, а только нечто квазипсихическое, в таком же смысле, как и в словосочетании «рефлексные процессы»; в-третьих, этот термин необходим, чтобы провести различие между событиями материального мира, виталистическими явлениями и специфически психическими процессами. Последнее разграничение обязывает нас более точно определить природу и пределы психического и, в частности, бессознательного психического.369 Если в бессознательном протекают процессы, подобные процессам сознания, тогда следует признать возможность того, что оно также, подобно сознанию, обладает субъектом, своего рода эго. Это заключение находит выражение в общепризнанном и непрестанно употребляемом термине «подсознание». Последний определенно дает повод для неправильного истолкования, так как он либо означает нечто, залегающее «под сознанием», либо постулирует существование «низшего» и вторичного сознания. В то же время, это гипотетическое понятие «подсознания», которое тут же ассоциируется со «сверхсознанием»34
, выявляет настоящий предмет нашего обсуждения: сам факт того, что с сознанием сосуществует вторая психическая система – не важно, какими качествами мы ее наделяем в своих предположениях, – имеет в высшей степени революционное значение, поскольку это способно радикальным образом изменить нашу картину мира. Даже если бы речь шла о перенесении в эго-сознание одних лишь восприятий, осуществляющихся в этой второй психической системе, мы получили бы возможность невероятного расширения границ нашего ментального горизонта.