Читаем СТРУКТУРЫ ПОВСЕДНЕВНОСТИ: возможное и невозможное полностью

Вот они — парижские квартиры XVI в., скромные и самое большее в два этажа; мы можем благодаря хранилищу Нотариального архива заново начертить их планы, как если бы они предлагались будущим клиентам-покупателям. Планы эти говорят сами за себя, но это отнюдь не жилища для всех39. Потому что, даже когда развернулось непомерно широкое, по мнению парижан ХVІІ-ХVІІІ вв., строительство, бедняки по-прежнему жили в нищенских условиях — хуже, чем сегодня, а этим немало сказано.

Меблированные комнаты в Париже (их обычно держали виноторговцы или цирюльники) — грязные, полные вшей и клопов — служили прибежищем публичным женщинам, преступникам, чужеземцам, молодым людям без средств, только что приехавшим из своей провинции. Полиция без всяких церемоний производила в них обыски. Люди с чуть большим достатком жили на новых антресолях, построенных архитекторами со скидкой, в помещениях «вроде подвалов», или в последних этажах домов. Как правило, чем выше вы поднимались, тем ниже становилось социальное положение квартиранта. На седьмом, на восьмом этажах, в мансардах и на чердаках обитала нищета. Некоторые из нее выбивались; так жили Грез, Фрагонар, Верне и «не краснели из-за этого». Но остальные? В «Сен-Марсельском предместье», наихудшем из всех, в 1782 г. «целая семья занимает [часто] одну комнату… где убогие постели не занавешены, а кухонная утварь катается по полу вместе с ночными горшками». В конце каждого трехмесячного срока найма множились поспешные и постыдные переезды. Самым зловещим из них был переезд под рождество, в зимний холод. «Грузчик укладывает на свои крючья как раз весь домашний скарб бедняка: постель, тюфяк, стулья, стол, шкаф, кухонную утварь. Он спускает все его достояние с шестого этажа и вновь втаскивает на седьмой… Так что справедливо, что в одном-единственном доме предместья Сент-Оноре [около 1782 г.] столько же денег, сколько во всем квартале Сен-Марсель, вместе взятом…» А периодически этот квартал подвергался еще и наводнениям Бьевра — «речки мануфактуры Гобелен»40

. А что сказать по поводу притиснутых один к другому домов в маленьких городках, вроде Бове, каркасных, со скверным заполнением стен — «две комнаты внизу, две наверху и по семье в каждой комнате»
41! Или о дижонских домах — «целиком вытянутых в глубину, которые на улицу выходят только узким фасадом», с заостренными коньками «в виде дурацкого колпака», тоже сделанных из балок и самана 42
.

То же положение везде, куда ни глянь. Так, в голландских городах и в самом Амстердаме беднота обитала в низких домишках или в полуподвалах. Такой бедный дом — а он был правилом до всеобщего расцвета XVII в. — это две комнаты: «передняя и задняя». Когда эти дома увеличивались в размерах, становясь отныне «буржуазными», они, оставаясь узкими по фасаду и вмещая обычно только одну семью, вырастали насколько возможно в высоту и в глубину; наращивались полуподвалы, этажи, комнаты на консолях, все в закоулках и пристройках; комнаты соединялись между собой ступенями или лестницами шириной со стремянку43. В доме Рембрандта позади парадной комнаты находилась комната с альковом и кроватью, на которой отдыхала больная Саския.

В XVIII в. решающей роскошью станет прежде всего отказ от привычной организации жилища у богатых. Беднота пострадает от последствий такого отказа, но это уже другой вопрос. Появилось, с одной стороны, жилое помещение — место, где едят, спят, где воспитываются дети, где женщина исполняет лишь роль хозяйки дома и где скапливается, при огромном избытке рабочей силы, прислуга, которая трудится (или делает вид, что трудится), которая болтлива и вероломна, но и запуганна: одно слово, одно подозрение, одна-единственная кража означают тюрьму, а то и виселицу… А с другой стороны, появился дом, в котором работают, лавка, где торгуют, даже кабинет, где проводят большую часть своих дней44

. До того времени существовала определенная нерасчлененность: лавка или мастерская помещались в собственном доме хозяина, и там же он поселял своих работников и подмастерьев. Отсюда и возникла характерная форма домов купцов и ремесленников в Париже, домов узких (по причине цен на землю) и высоких: внизу размещалась лавка, над нею — жилище хозяина, а выше — комнаты работников. И так же точно в 1619 г. каждый лондонский булочник давал у себя кров своим детям, слугам и подмастерь-


Парижские жилища в XVI в.


ям; вся эта группа составляла «семейство» «the family», главой которого и был мастер-пекарь45. Даже королевские секретари во времена Людовика XIV порой имели служебные кабинеты в собственных своих жилищах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное