Структуры повседневности: возможное и невозможное

А на самом-то деле, не происходило ли это попеременное обострение и смягчение из-за того, что человечество долгое время жило изолированно, как бы разделенное между различными планетами, так что обмен болезнетворными носителями инфекций между такими «планетами» привел к катастрофическим неожиданностям в той мере, в какой каждая из групп человечества обладала специфической для нее сопротивляемостью (или чувствительностью) по отношению к этим патогенным агентам? Именно это с удивительной ясностью доказывает недавняя книга Уильяма Мак-Нила^{231}

. С того времени, как человек избавился от своей первичной животной сущности, с того момента, как он стал господствовать над остальными живыми существами, он по отношению к последним проявляет макропаразитизм

хищника. Но одновременно, будучи подвержен нападениям бесконечно малых организмов-микробов, бацилл и вирусов, — он сам оказывается жертвой микропаразитизма

. Не образует ли эта гигантская борьба, в сущности, историю людей? Она продолжается через посредство живых связей: патогенный элемент, могущий в определенных условиях просуществовать сам по себе, обычно передается от одного живого организма другому. Человек, образующий цель для этой непрестанной бомбардировки, хотя и не единственную ее цель, приспосабливается, вырабатывает антитела, добивается сносного равновесия с внедряющимися в него чужаками. Но это спасительное приспособление требует большого времени. Едва возбудитель болезни выходит из своей «биологической ниши» и настигает не болевшую до того, а значит, беззащитную человеческую группу, как происходит взрыв, вспыхивают катастрофически большие эпидемии. Мак-Нил полагает, и он, может быть, прав, что пандемия 1346 г., Черный мор, поразивший всю или почти всю Европу, был следствием монгольской экспансии, которая привела к оживлению «шелкового пути» и облегчила движение патогенных элементов через Азиатский континент. И таким же образом, когда в конце XV в. европейцы создали единую сеть международных торговых обменов, доколумбова Америка в свою очередь подверглась убийственному воздействию неведомых ей болезней, пришедших из Европы. А взамен Европу поразил по меньшей мере трансформировавшийся сифилис; он даже в рекордное время достиг Китая: в первые годы XVI в., тогда как маис и батат, тоже «американцы» по происхождению, появятся там лишь в последние годы того же столетия^{232}

. В более близкое к нам время, в 1832 г., такая же биологическая драма наблюдается при появлении в Европе холеры, пришедшей из Индии.

Но эти подъемы и спады болезней зависят не только от человека, его большей или меньшей уязвимости, большего или меньшего приобретенного иммунитета. Историки медицины без колебаний утверждают — и, я думаю, они целиком правы, — что каждый возбудитель заболевания имеет собственную историю, параллельную истории его жертв, и что эволюция болезней во многом зависит от изменения, порой от мутаций самих возбудителей. Отсюда и чередование сложных движений то в одну, то в другую сторону, и неожиданности — когда взрывы эпидемий, а когда продолжительные периоды дремоты или даже окончательного угасания. Из таких микробных или вирусных мутаций можно указать на хорошо известный сегодня случай с возбудителями гриппа.