Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

После короткой пятой главы, посвященной критике «народнической» экономической теории и идеализации ею натурального хозяйства, Струве перешел к заключительной части книги, в которой он рассуждает о будущем российской экономики. В этой части книги Струве подтверждает основные положения своих немецких статей. Те условия российской жизни, которые в свое время привели Маркса и Энгельса к мысли о том, Россия может миновать капитализм, более не существуют: Россия прошла уже не менее половины пути в своем движении от полунатурального-полукапиталистического хозяйства к экономике, в которой полностью будет доминировать капиталистический способ производства. И такое развитие событий неизбежно. В общих чертах описав историю манифеста об отмене крепостного права 1861 года, Струве весьма интересным, но не совсем понятным образом связывает между собой налоговые потребности правительства, строительство железных дорог и отмену крепостного права — более полно эти свои предположения он разработал позднее, в своих исследованиях по истории крепостного хозяйства[211]. По мнению Струве, истинная причина аграрного кризиса коренится отнюдь не в нехватке земли и не в развитии крупной капиталистической промышленности. «Старое слово

малоземелие есть только общежитейский термин для того явления, которое наука называет перенаселением»[212]

. Избыток сельского населения в России является одним из пережитков крепостничества: в качестве симптома этой перенаселенности выступает низкий уровень производительности. Опираясь на демографическую теорию Мальтуса, Струве утверждает, что рост населения может опережать рост производительности, что ведет к появлению серьезнейших противоречий между экономической и социальной системами. (Струве оставляет в стороне тот факт, что Маркс питал отвращение к Мальтусу, книгу которого «Опыт о законе народонаселения» он назвал «клеветой на человеческий род»[213].) Струве вежливо замечает, что Маркс дополняет Мальтуса, не опровергая его

[214]. Избыток сельского населения России может быть устранен только путем развития капиталистической промышленности. Возвращаясь к вопросу о рынках, Струве повторяет свое весьма самоуверенное предсказание, что российская индустрия будет иметь рынки сбыта. Он убежден, что Россия скорее всего последует примеру Соединенных Штатов, а не Великобритании, опираясь более на местный рынок, чем на экспортную торговлю[215]

. Процветающая Россия представлялась Струве страной высокооплачиваемых промышленных рабочих и преуспевающих самостоятельных фермеров — данная модель весьма напоминает опыт Америки, с теоретическим осмыслением которого Струве был хорошо знаком.

В «Критических заметках» русские читатели увидели весьма сомнительную версию марксизма. Основная концепция действия механизмов капиталистической экономики и способа, которым эта экономика преобразует общество и его институты, была выведена из Маркса. Но при этом Струве оставил без внимания ряд важнейших положений, относящихся к социальному аспекту марксизма, в том числе такие серьезные его составляющие, как теории пауперизации и социальной революции, так что назвать «Критические заметки» марксистской книгой можно было лишь с большими оговорками. По своему идейному содержанию и по духу она находилась где-то между правым крылом немецкой социал-демократии и социал-либерализмом Брентано. Струве не уставал повторять, что хотя он и высоко ценит марксизм, относя его к блестящим достижениям человеческой мысли, однако в его глазах гораздо большим авторитетом обладают эмпирические данные и логическое мышление, чем теоретические доктрины. Любая теория, входящая в противоречие с фактами, должна быть отброшена. То обстоятельство, что, исходя из этого критерия, он допускал в конечном итоге возможность отрицания всего Маркса, сквозит в одном из не замеченных рецензентами пассажей «Критических заметок»: «Если даже критика социологического познания когда-нибудь докажет односторонность историко-экономического материализма М[аркса] и Э. [нгельса], — за этим учением всегда останется та заслуга, что оно дало глубоко научное, поистине философское, истолкование целому ряду исторических фактов огромной важности»[216]. Таким образом, даже в момент провозглашения рождения русского марксизма, Струве осознавал его недолговечность.