– Милая! – раздался женский голос, странно знакомый. – Милая, мы ищем дом номер один по Заречной улице. Вы не подскажете?
Тонечка открыла калитку и выглянула.
Ну, конечно! Как это она сразу не признала?..
Пассажирское стекло было опущено, на панели двери лежал полный локоток, и сквозь солнцезащитные очки на Тонечку смотрела великая актриса тверского драмтеатра Наталья Сергеевна Батюшкова, мамаша Федора Петровича.
– Добрый день, – сказала вежливая Тонечка.
– Добрый, милая. Это ведь улица Заречная?
– Она самая. Вон дом номер один. Но там сейчас… никого нет. Похороны Лидии Ивановны были сегодня утром.
– Прекрасно, – одобрила Наталья Сергеевна. – А где мне взять ключ от ее обиталища?
– Вам, наверное, лучше пройти к нам, Наталья Сергеевна, – предложила Тонечка, внутренне содрогнувшись. – Ключ, должно быть, у Федора, я ему отдала…
– Откуда вы меня знаете? – Наталья Сергеевна выбралась наружу, сияя улыбкой. – Должно быть, были в театре, милая?
Тонечка ни секунды не сомневалась, что артистка ее узнала, но теперь дает сцену встречи на улице со случайной поклонницей.
– Натали, – сказали из машины, и на свет божий показался розовощекий лысый целлулоидный Борис-тенор, как Тонечка определила его еще тогда, в квартире. – Она была у вас первого мая, как вы могли позабыть? Принесла ужасное известие о смерти вашей тетушки!
– Ах да! – ненатурально воскликнула Натали. – Право, как это я не узнала! Вы же та самая милая простушка, вы были с эффектной красавицей-брюнеткой!..
– Это была я! – согласилась Тонечка. – Проходите, пожалуйста!
– Какая чудесная избушка, – сказала Натали про Тонечкин дом. – Такая романтика! Совсем как дом моей тетушки.
– Обожаемой, – подсказала Тонечка. – Вы забыли добавить – обожаемой!..
– Милая, о чем вы?..
Натали была одета в белые джинсы, обтягивающие настолько, что Тонечка забеспокоилась, удастся ли гостье снова сесть после того, как она вылезла из машины, и ярко-алую короткую кожаную курточку с камушками на плечах. Камушки во все стороны брызгали острыми цветными огнями. Волосы уложены в прическу, губы накрашены тоже алым.
О господи.
Из-за угла дома показалась Саша Шумакова.
– Тоня, где ты пропала? – заговорила она и остановилась в изумлении, завидев процессию.
И тут случился еще один сюрприз.
Из машины с водительского места выпорхнул красавец Ярослав, помчался, остановился, прикрыл глаза, видимо от экстаза, и пробормотал так, чтоб все слышали:
– Как она прекрасна. Я и забыл, что она так прекрасна.
– Здравствуйте, Шура, – заговорила Наталья Сергеевна. – Помню, помню наше короткое знакомство! Рада, что оно продолжается! Так это ваша избушка?
Саша посмотрела на Тонечку.
Тонечка посмотрела на Сашу.
Саша понимала, что должна как-то спасти Федора.
Тонечка понимала, что должна как-то спасти их обоих.
…И что теперь делать?
– Мы, вообще говоря, в Москву собирались, – с места в карьер соврала Тонечка. – Вот сейчас начнем вещи складывать.
– Да вы можете сколько угодно складывать, милая, – Натали засмеялась. – Ваша хозяйка нас примет, правда, Шурочка?
– Антонина Федоровна моя соседка, – сквозь зубы выговорила Саша. – А я ее соседка.
– Ну, какая мне разница! – миролюбиво сказала великая тверская артистка. – Милая, вы можете идти куда хотите и складывать вещи.
– Тоня! – закричал из дома Родион. – Кто к нам приехал?
– Гости! – проорала Тонечка в ответ так громко, что Наталья Сергеевна шарахнулась от нее. – Проходите на террасу.
На перилах террасы сидел Федор Петрович.
Натали, завидев его, остановилась.
Клевреты тоже остановились как вкопанные, почти уткнувшись друг в друга.
– Натали, – тревожно свистнул Борис-тенор. – Не пора ли и нам… в Москву?
– Оставьте меня, Борис. Здравствуй, сын.
– Здрасте, Наталья Сергеевна, – пробормотал Федор Петрович.
Вид у него был странный, жалкий какой-то.
– Вы не пришли на спектакль, – говорил меж тем Ярослав Саше. – Я был так огорчен, что играл лучше обычного, мне так потом сказали. Я играл свою тоску по вам, несостоявшейся!.. Отчего вы не состоялись тогда?
Саша смотрела на Федора.
Наталья Сергеевна опустилась в кресло, услужливо подставленное Борисом. Тонечка ожидала треска разорвавшейся материи, но джинсы выдержали, должно быть, мануфактура хорошая, качественная!
На террасу выскочил Родион, а за ним примчалась Буся.
– Здравствуйте! – громко сказал мальчишка и победно посмотрел на мачеху – он не забыл поздороваться!
Ему показалось, что у взрослых – которые свои! – какие-то кислые лица.
– Это Родион, мой сын, – торопливо выговорила мачеха. – А это Наталья Сергеевна, она актриса, мы с ней виделись в Твери, помнишь, я ездила? Борис и Ярослав ее… коллеги. Простите, я не знаю отчеств.
– Я опоздала на погребение тети, – провозгласила Наталья Сергеевна, – потому что меня, разумеется, никто не известил. Впрочем, я этому не удивляюсь. В этой семье до меня никогда и никому не было дела.
Родион уставился на нее. Он был поражен.
– В какой семье? – спросил он невежливо. – В нашей?!
– Мальчик, при чем тут твоя семья! Я говорю о своей. О своем сыне Фабиане!