— Правильно, сместили, а новый, Хагедюш, опять вернулся к сталинизму. После этого народ и стал требовать Надя, при котором жил лучше, и требовать вывода наших войск из Венгрии.
— Да не в этом дело, — не согласился Юрка. — Дело в том, что стали выступать вообще против социализма.
— А я еще раз повторю, — это их выбор.
— Выбор выбором, но есть еще высшие интересы.
— Это какие же?
— Интересы государства. Да и вообще, если б не поляки со своим прошлогодним восстанием, ничего бы и в Венгрии не произошло.
— А при чем здесь поляки? — недоуменно пожал плечами Лякса.
— Так дурные примеры заразительны. Рабочие поднялись в Познани, а Венгрия — глядя на них…
— В Польше все как началось, так скоро и закончилось, — сказал Лякса, — а в Венгрии произошло настоящее восстание, и подавляли его наши танки… Говорят, там убитых и раненых оказалось почти две тысячи. А посадили вообще немерено.
— Любая власть имеет право защищать себя от любых попыток ее сместить, упрямо стоял на своём Юрка. — Так было всегда и везде… Лично я вообще против всяких бунтов и революций, потому что все они бессмысленны, и от них ни пользы, ни свободы. Придут новые люди, и уже они будут защищали свою власть от тех, кто тоже хочет власти.
— А Французская революция? Она принесла свободу и сделала Францию республикой, — возразил Лякса.
Я молча слушал спор моих товарищей. В голове мелькнула фраза, которую я вслух произносить не стал: «В Париже всё по-прежнему, честные люди ходят пешком, негодяи разъезжают в каретах, только негодяи сейчас другие». Такими словами Гюго отметил какую-то вредную заварушку.
— Во-во. Республику установили, но при этом угробили больше четырех миллионов человек. Читали, знаем. Не жалели ни стариков, ни маленьких детей. И самое аморальное в том, что Гильотен, придумавший гильотину, был уважаемым ученым, доктором анатомии.
— Гильотину изобрел не Гильотен, он только предложил ее использовать, — поправил Алик.
— Да какая разница, — отмахнулся Юрка. — Где у тебя Карлейль?
— Зачем тебе Карлейль?
— А он как раз хорошо показал изнанку революции.
— Ну и что? Читал я твоего Карлейля.
— А я Володьке покажу.
Алик нехотя встал и достал из книжного шкафа томик в сером переплете. Это была книга английского историка Томаса Карлейля «Французская революция» Санкт-Петербургского издания 1907 года.
Юрка полистал книгу, нашел нужное место.
— Вот. Здесь говорится, как в трюмы барж заталкивали тех, кто был против нового порядка, и топили. «Но зачем жертвовать баркой? — пишет Карлейль. — Не проще ли сталкивать в воду со связанными руками и осыпать свинцовым градом всё пространство реки, пока последний из барахтающихся не пойдёт на дно?.. И маленькие дети были брошены туда, несмотря на мольбы матерей. «Это волчата, — отвечала рота Марата, — из них вырастут волки»… Вооружёнными палачами «расстреливались маленькие дети, и женщины с грудными младенцами… расстреливали по 500 человек за раз…»
А по закону Робеспьера каждый гражданин обязан был донести на заговорщика, которому, конечно, отрубали голову.
— За это Робеспьера самого отправили на эшафот, — добавил Алик. — Только что ты хочешь этим сказать? Революция была буржуазная, и она не изъявляла волю народа.
— Ага, А Бастилию кто брал? Не народ?
— А что народ? Народ подбить к бунту — раз плюнуть. Главной силой все равно осталась буржуазия… Но ты же не будешь спорить, что революция во Франции утвердила новое, более демократичное общество.
— Многие историки говорят, что те же цели могли быть достигнуты и без такого большого количества жертв.
— Это Токвиль, — сказал Алик. — Он писал, что крах Старого порядка произошёл бы и без всякой революции. Но другие историки считают, что революция принесла народу Франции освобождение от тяжёлого гнёта, чего нельзя было достичь другим путём.
Алику видно надоел этот в какой-то мере бессмысленный спор, и он сказал:
— Короче, мы пришли к истине, которая лежит посередине. А народ всегда будет недоволен властью и хотеть перемен.
— Буржуазной властью, — подняв палец вверх, значительно сказал Юрка.
— Буржуазной властью, — согласился Алик. — Народ всегда будет недоволен своей буржуазной властью.
Глава 8
У Лерана. «Руси есть веселие пити, не может без того быти». Гуманно ли посылать собаку в космос? Разговор с Милой о Зыцере. «Любовь зла».