- Ну, если Шолохов не автор тех произведений, которые мы знаем, то откуда такая абсолютная уверенность в исключительности своего таланта?
- Не знаю. Все это мутно и неопределенно. Да и не хочу я лезть в эти дебри. Когда-нибудь разберутся. Кто-нибудь да докопается до истины. Как говорится, все тайное становится явным.
- Quidquid latet apparebit, - перевел я первую часть латинского изречения и не стал приводить вторую, потому что она строго предупреждает, что "ничто не останется без возмездия ".
Глава 17
В кабинете Начальника Управления серьезной организации. Щепетильное дело. Дочь полковника Самойлова. Фотографии живых и мертвых. Я "вижу". Благополучный исход. Предложение Начальника Управления. Случай с вербовкой.
К нам в дом пришел молодой человек в штатском, предъявил удостоверение сотрудника серьезной организации и попросил проехать с ним.
- А что случилось? - встревожилась мать. - За что?
- Не могу знать, попросили доставить, - вежливо ответил штатский.
Ехали молча и остановились у мрачного серого здания на улице Салтыкова-Щедрина. Миновав проходную, мы поднялись на второй этаж и меня, судя по табличке на двери, провели в приемную Начальника Управления. Секретарша, строгая женщина средних лет, доложила обо мне. Я прошел в кабинет Начальника и остановился в дверях. За двухтумбовым письменным столом сидел человек в штатском. Он встал, но из-за стола не вышел, поздоровался и жестом пригласил пройти.
- Здравствуйте, молодой человек, проходите, садитесь.
Я прошел по ковровой дорожке и хотел сесть на один из стульев, которые стояли в ряд по стенкам.
- Нет, нет, лучше вот сюда, в кресло.
Я сел в одно из двух кресел возле журнального столика справа от письменного стола и украдкой оглядел кабинет. Кроме стульев и мягких кресел с журнальным столиком, слева располагались шкафы с книгами, судя по обложкам, с собранием сочинений Ленина, еще какими-то книгами. На стене висел портрет Дзержинского, а на высокой тумбочке, на красном кумаче стоял бюст Ленина. "Вот какие повороты. Здесь генерал Фаддей Семенович много лет назад принимал отца", - подумал я.
Строгая секретарша принесла на подносе два стакана чаю в подстаканниках и печенье.
- Спасибо, Валентина Николаевна, - поблагодарил хозяин кабинета. - Поставьте на журнальный столик. - Вы свободны. Ко мне пока никого не впускать.
- Владимир Юрьевич, - начал хозяин кабинета.
- Можно просто Володя, - сказал я, - Мне так привычней.
- Хорошо. Ну, а меня зовут Иван Федорович.
Иван Федорович снова встал. Был он невысокого роста, но плотного телосложения.
- Ну, давайте пить чай и к делу.
- Вы учитесь в педагогическом институте на факультете иностранных языков, - не спросил, а сказал утвердительно Иван Фёдорович.
- Да, - ответил я
- Мы знаем, что Ваш покойный батюшка находился во время войны в Тегеране, выполняя особое задание партии и правительства.
- Я кивнул головой.
- Достойный человек. Примите мое искреннее соболезнование по поводу тяжелой утраты.
- Вам институт даёт хорошую характеристику, отмечая ваши неординарные способности, - после небольшой паузы сказал Иван Фёдорович.
Я пожал плечами.
- Володя, вы комсомолец и должны понимать, что если мы пригласили вас к нам, то мы вам всецело доверяем, но хочу предупредить: всё, о чем здесь пойдет речь, не должно выйти за эти стены. Надеюсь, вы понимаете, в каком учреждении находитесь.
Последние слова Иван Федорович произнес жестко, пробуравив меня стальным взглядом серых холодных глаз.
- Понимаю, - сказал я, а по телу пробежали мурашки, хотя мое время уже не было таким страшным как то, когда в этом кабинете сидел отец.
- Я недаром заговорил о ваших способностях. Но я имею ввиду не те, которые отмечает руководство вашего института, а те, о которых я знаю со слов некоторых своих бывших сослуживцев, в частности от Фаддея Семеновича, которому вы оказали в свое время неоценимую услугу.
- Ничего особенного там не случилось. Сейчас в научной литературе полно примеров излечения методом наложения рук.
Говоря это, я немного лукавил. В случае с дочерью генерала Фаддея Семеновича играли другие факторы. Я тогда смог ввести девушку в то особое состояние, в котором мог пребывать сам, и это стало основой лечения. Я погрузил ее в мир отрицаемых наукой тонких энергий.