Стукачи

— Может, что просил сказать?

— Да сам вернется…

— Помер он. Вот сообщили с района, сегодня получила. А помер уж десять дней назад, — полились слезы. И, ухватив Димку за руку, спросила: — Ить ошиблись? Не Кеша помер? Спутали? Не мог же ты соврать, что с живым виделся? Вернется мой сынок?

Димка взял серый конверт из рук старухи. Прочел пару скупых строк, увидел дату — день своего отъезда. Понял, ошибки нет. Но как сказать о том ей — матери? Той, которая родила Кешку на горе Димке. Лишить ее единственной надежды — права на ожидание? Но тогда ей незачем станет жить…

«Но ведь она его родила, она его растила — его врага! Пусть узнает правду! Администрация зоны не ошибается! И Кешка поплатился за свое!» — кипели злые мысли в голове.

Шилов тяжело присел к столу. Глянул в заплаканные глаза старухи и вдруг — нет, не ее, это Кешкины глаза он увидел и вспомнил все, каждое его слово. Он словно чу- ял свою смерть.

— Нет! Он жив! Он скоро вернется! Это ошибка. Та- кое бывало. Не раз. Вы ждите его! Должен же кто-то встретить! — соврал старухе. — Я в этот день с ним был. Мы договорились встретиться в селе… Ему уже немного осталось.

— Спасибо тебе! — успокоилась, поверила старушка. Димка знал, она не станет перепроверять его.

На следующий день председатель колхоза наведался. Спросил Димку, не устал ли отдыхать? Предложил завтра же принять машину.

— Новую трехтонку возьмешь. Всего неделю назад пригнали ее. Работай. Помогай колхозу. В деле оно все быстрее забывается. И горькое…

Димка утром не залежался в постели. Чуть свет вскочил. Сегодня машину примет. А потом… Поедет на ней знакомыми дорогами. Подальше от памяти, словно ничего плохого в жизни не было у него.

Опробовав, испытав машину, остановился у правления. Там кто-то ожидал председателя. В машине, из района. Шилов хотел повернуть в мехпарк, но перед ним, словно из-под земли, вырос Шомахов.

— Дмитрий Шилов, если не ошибаюсь? С возвращеньем вас. Давно ожидаем.

— Меня? Зачем? — изумился мужик.

Маленький, словно игрушечный, мужик огляделся по

сторонам и, убедившись, что никто не видит, не может подслушать разговор, сказал холодно:

— Долг платежом красен. Мы — вам помогли. Вы — нам помогать будете.

— Завязал я. Будет с меня, — бледнел Димка, поняв, с кем говорит.

— Зачем же поспешность необдуманная? Иль забыли, что вы органам обязаны? — прищурился Шомахов.

— Век не забуду! До гроба! Из-за кого на северах оказался!

— Мы помогли вернуться вам. И не только в этом! Вы раньше вышли! И новая машина у вас. Да и к чему торг? Вы сами все прекрасно понимаете. Никто силой не заставит сотрудничать. Но и не защитит, не поможет. А у вас семья. Иль забыли? Я думаю, мы поработаем.

Димка, покраснев до макушки, согласно кивнул головой.

— Значит, до завтра. Я жду, — исчез Шомахов.

Димка поежился, будто въявь снова оказался в зоне на

Сахалине…

Глава 3 КРЕПКИЙ ОРЕШЕК

Иван Степанович Самойлов был из тех, кому постоянно приходилось получать от жизни пинки и зуботычины лишь за то, что не умел кривить душой, смолчать хотя бы из осторожности. Он слыл человеком резким, прямолинейным, справедливым и никогда не прятался за чужую спину, не искал выгодных знакомств.

Именно за это недолюбливали его окружающие, и постоянно ставила подножки госпожа судьба.

Но Самойлов, едва оправившись от очередного удара, приходил в себя и снова принимался рубить в глаза правду-матку и друзьям, и начальству.

Если б не его характер, Самойлов добился бы многого по работе, преуспел бы в жизни. Но не умел приспосабливаться к людям, ситуациям.

Его считали упрямым. Но никто никогда не назвал ограниченным, бездарным.

Самойлов не терпел лодырей, лгунов и пьянчуг. Всегда был занят работой. И с детства не любил праздность.

Иван Степанович получал радость от усталости. И только тогда, как он считал, имел моральное право на отдых.

С чекистами ему не везло постоянно. Он не воспринимал их, считая дармоедами, нахлебниками, кровопийцами и палачами, узаконенными уголовными вождями.

Первая серьезная стычка с дзержинцами, как он называл чекистов, случилась у Самойлова в начале войны, куда его, недавнего выпускника сельхозакадемии, мобилизовали в срочном порядке. И, присвоив звание лейтенанта, заставили воевать.

Иван Степанович даже в детстве не признавал игру в войнушку. Не терпел жестокость. Считая это качество звериным инстинктом, проявлением криминальной натуры.

Когда ж ему дали в руки оружие, человек сморщился внешне, содрогнулся внутренне. Понял, госпожа судьба опять подкинула новое испытание.

И все же воевать ему пришлось. И ротой командовал. Первый бой, в каком ему довелось участвовать, завязался в Белоруссии, под Оршей. Там, наскоро окопавшись, ждали бойцы немецкую пехоту. Приготовились встретить ее по-русски. Наломать шею кулаками, расквасить в кровь рожи, надавать под зад пинков и выгнать за пределы страны со свистом, смехом.

Да и на что еще могли рассчитывать необстрелянные, озорные парни, умевшие ходить «стенка на стенку» в своих деревнях с дрекольем и дубинами. Ведь и в тот день на троих приходилась одна винтовка. Думали, что и она не пригодится.