Стукачи

— Не земляк! Нет! Опять не повезло.

— А что хотел?

— Да шконку берегу. Рядом. Для земляка. Сосед умер месяц назад. Тоже не с наших мест был.

— Сам откуда?

— Из Одессы… Почти полгода здесь. Уже немного осталось.

— Сколько до конца срока? — поинтересовался Ананьев.

— Десять жизней. Но не моих. Я не о том. Здесь сроки не кончаются. Тут они пожизненные и посмертные. А я о том, что мучиться немного осталось. Самое большее полгода и баста!

— А дальше что? — не верилось Виктору.

— Крышка! Доперло? Конец! Хана всему. Был и не стану. Все так…

— Выходит, сплошное кладбище — не зона здесь?

— Размечтался. Сразу видно, новичок. Какое кладбище? Может, еще и гроб с памятником закажешь? Вот чудик! Да тут не до жиру. Лишь бы по ошибке живьем из карьера не выкинули.

— А что в том плохого? — удивился Ананьев, непонимающе уставясь на собеседника.

— Наверное, думает, что из карьера живьем прямо на волю выкидывают, — отозвался со шконки лысый, как мыльный пузырь, мужик. И, трудно хохотнув, продолжил: — Возле карьера зверюги развелись всякие. Волки, росомахи, лисы. Все на падаль охочие. Им всяк день жратва перепадает. Мертвецов, чтоб не хоронить, силы и время не тратить, зверью швыряют. Они с костями со-жрут — не подавятся. Сами промышлять разучились. Возле карьера пасутся. Надежнее охраны сторожат. Сквозь них — не сбежишь. Мертвецу — ладно. Случалось, выбрасывали тех, кто сознанье терял. А зверям живая кровь еще лучше…

— Одно жуть. Пока порвут такого, столько воплей услышишь, шкура на спине дыбом встает, — добавил мужик, похожий на дыньку.

— Но вот же тебя и старика не выкинули из карьера, лечат, — не верил Виктор.

— Нас не вышвырнули, чтоб кипежа не было. Все видят, живы мы покуда. А попади в карьер — накроемся за милую душу.

— Да вон и сегодня пятерых вышвырнули. Скопытились на глазах…

— Ужинать, мужики, ужинать! — приоткрыл дверь охранник. Люди серой вереницей поползли в столовую. Виктор Ананьев пошел сзади. И все удивлялся, что охрана не сопровождает зэков, не кричит на них.

В столовой порадовал порядок. Столы чистые. У каждого свой стул. Ни крика, ни споров нет. Зэки не носят еду сами. Ее расставила на столах обслуга. Хлеб не пайками, а лежит в мисках, бери и ешь, сколько хочешь. И еда — не баланда вонючая, а настоящий борщ с мясом. На второе — пшенка с котлетой. Чай крутой, сладкий. Даже не верилось, что это для зэков, и ему — Ананьеву, никто не скажет, что раскатал он губы не на свое.

«Уж не снится ли? — ущипнул себя за руку тракторист. — Но нет, тогда откуда взялись бы лица мужиков за столами, словно украденные из преисподней?»

Виктор оглядывается на мужиков, сидящих рядом. Один, попробовав борщ, отодвинул от себя тарелку. Молча уставился в какую-то точку. Второй — дремал на стуле. На ужин не обращал внимания.

— Ешь, — тронул его Ананьев за руку.

Человек уставился на Виктора непонимающим, тупым взглядом. И долго не мог понять, чего от него хотят. Потом, так и не притронувшись к еде, тихо побрел в барак.

— Ты ешь. Не смотри ни на кого. Лопай. Здесь аппетит — подарок. Его тут быстро теряют. И ты через месяц жрать не станешь. Как все. Карьер отнимет и это. Он за ту жратву дорогую плату берет — целую жизнь, — услышал слабый голос рядом.

— Но кормят отменно, — признал Ананьев.

— Чтоб силы были вкалывать. Иначе некому будет в карьере управляться. Но ненадолго их хватает. Карьер сильней человека. Ты это скоро почувствуешь, — пообещал сосед вяло.

Поужинав, Ананьев вернулся в барак. Люди лежали на шконках. Никто не присел к столу, не ходил по бараку. Не вышел подышать свежим воздухом после ужина.

Люди даже не переговаривались, лежали молча, а может, спали.

— Чудно тебе здесь? — закашлялось сверху. И, немного погодя, желтое лицо, свесившись вниз, заговорило: — Тут даже начальники зоны и охрана каждые три месяца меняются. Полностью. Не выдерживают дольше. И — враз на пенсию.

— А пополненье часто привозят? — поинтересовался Виктор.

— Когда как. Последнее месяц назад было. Они — в другом бараке живут, где весь свежак. Но недолго им петушиться да радоваться, что в рай попали. Вскоре поймут, чего он стоит.

— А почему их отдельно от вас держат?

— Чтоб не деморализовали пополнение. Они ведь с воли. Сильные. Кипишить сумеют. А тебя из зоны, попятно, к нам, — закашлялся мужик.

Рядом послышался вздох. Глубокий, трудный.

— Будь человеком. Позови санитаров, чтоб старика убрали. Помер он…

Виктор выскочил из барака. Позвал охрану, та, поняв все, тихо внесла в барак носилки. Уложила на них сухонькое тело человека. Укрыв его одеялом с головой, молча вынесли из барака.

Ананьев вышел следом.

Охранники, проходя мимо медчасти, выкрикнули номер умершего. И понесли носилки за территорию зоны.

Виктор наблюдал за ними, не шевелясь. Вот они прошли вышку, им открыли ворота. Охранники сдернули одеяло с покойного. Сбросили его с носилок и бегом вернулись в зону.

Вскоре Ананьев перестал сомневаться в услышанном.

Ночью вокруг зоны на все голоса заливались воем волчьи стаи.