Ступая по шёлку

Рабыня, лучшая наложница Царя Дальних Земель, Агура, что недавно невольно вызвала гнев Царя и была сечена на площади, сопровождавшая Царицу, легко толкнула Айолу в спину, показывая направление, куда идти. Мальчики расстели шёлк и открыли широкие двери, младшая дочь Короля переступила порог тёмного помещения, в котором было пусто и темно, и, постояв совсем немного времени, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте, вышла. Это была не конюшня, Жемчужина не отзывалась на зов, и младшая дочь Короля решила, что Агура ошиблась. Рокот и фырканье коней раздалось за её спиной, обернувшись, она увидела всадников и её мужа и господина, с лицом непроницаемым, подобно каменному изваянию, и жёстким, взгляд его был пуст и жесток одновременно.

Спешившиеся всадники указали Царице, чтобы та следовала за ними, мальчики в страхе раскатывали шёлк, стражники шли на несколько шагов позади, Агуре же связали руки и толкали позади своей Царицы. Младшая дочь Короля не понимала, что происходит, и обернулась на своего мужа, Царя и господина, который с таким же ужасающим её лицом посмотрел ей вслед и, повернувшись на самом высоком коне, которого когда-либо видела Айола, уехал прочь от своей жены и Царицы.

Когда же Айолу подвели к храму главной Богини, ноги её подкосились, всадники открыли широкие и высокие двери тёмного храма и показали жестом, чтобы младшая дочь Короля вошла, лица их были безучастны и непроницаемы. Толкнув Агуру в спину, так, что та упала на ледяной каменный пол, они закрыли двери, сырость храма и ужас поглотили сердце Айолы.

Агура крутилась на полу в демоническом танце, словно злой дух вселился в неё, и кричала не своим голосом, больше похожим на хрипы погибающего животного или визги свиньи. Через время двери открылись, и те же всадники бросили на каменный пол старуху, которая так же извивалась и кричала на своём родном языке.

— Ты проклята, проклята, — зашипела старуха. — Ты вызвала гнев не только Царя Дальних Земель, но и Главной Богини, ты проклята, кровь твоя прольётся, и смерть твоя будет ужасна, но проклятье падёт на весь твой род, на сестёр и братьев твоих, на их детей и детей их детей. Проклятая, проклятая, — шипела и шипела старуха, рядом же с ней кружилась Агура и, хватая Царицу за волосы и руки, кричала что-то, плюя ей под ноги.

Айола пятилась от них, но, казалось, злые духи поглотили сердца рабыни и старухи, и они не унимались и кричали:

«Проклята. Проклята. Проклята».

Ноги Царицы уже подкашивались, она села на холодный каменный пол и забилась в угол от криков, плевков и шипения старухи.

— Ирима была хорошей женой своему Царю и господину, Главная Богиня не проявила к ней милость и не дала наследника для Дальних Земель, но Царь был счастлив с ней, как может быть счастлив муж с женою своею. Она одаривала его ласками и ублажала его тело и дух, она была гордой и красивой Царицей, никогда дочери слабого мужа, которые живут в вашей стране, не стать такой. Ты приносишь несчастья, ты неразумна, упряма и уродлива, ты вызвала гнев Главной Богини.

«Вызвала гнев, вызвала гнев, вызвала гнев».

Спустя продолжительное время, когда от хора жриц и отвратительных воплей Верховной Жрицы тошнота поднималась по горлу её горечью, словно Айола выпила прокисшее молоко, после того, как младшую дочь Короля вывернуло, а ноги её онемели, в ушах стоял шум, а перед глазами танцевали языки пламени, старуха перестала шипеть, как и Агура. С первыми лучами солнца, которые проникли в храм, двери открылись, и заточённых вывели на улицу. Айола увидела, что площадь перед храмом пуста, не было видно базара и её стражи, лишь мальчики раскатывали дорогу из шелка перед её ногами, а рядом шли всадники с лицами неприступными и жёсткими. Они прошли через дворец к внутренним высоким дверям, тяжёлым и резным, картины страшных казней были изображены на них, изувеченные тела и страшные лица. Двери перед младшей дочерь Короля открыли стражники, и она увидела огромный зал, размером не меньше, чем зала для пиршеств и приёма гостей, где семь дней проходила её свадебная церемония. Своды зала были настолько высоки, что Айола не смогла бы разглядеть рисунков на них, а вдали, на высоких ступенях из серого камня, на троне сидел её Царь и господин с лицом, подобным каменному изваянию, и столь же серым, как камень у него под ногами.

Он спустился и сказал что-то на своём наречии.

— Царь Дальних Земель велел мне переводить всё, что будет здесь происходить, если я переведу неверно, он вырвет мне язык собственноручно, дитя. Так же он сказал, что все мы имеем право защищать себя и говорить в свою защиту.

Младшая дочь Короля хмурилась, голова её болела, ей хотелось пить и по малой нужде, во рту она чувствовала вкус горечи, которая вышла из неё через рот этой ночью, от пения жриц и криков старухи и рабыни.

— Ты знаешь свою вину, Царица? — старуха сказала сразу после слов её царя и господина.

— Нет, мой Царь и господин, — Айола не смотрела на Царя, как и учила её старуха.

Старуха перевела и это.

— Что Царица делала там, где её застали?

— Я искала Жемчужину, мой господин.