Ступеньки в темноту

Почему он приходит ко мне! Сотканный из лунного света! Бесформенный, гротескный! Запредельный! Я даже описать его не могу! Единственное, что я скажу вам: это воплощенный ужас! Порождение безумных горячечных снов, что навевает бледная осенняя луна! Я вижу его! Каждую ночь он приходит ко мне, словно луч, отброшенный неверным лунным светом! И тянет, тянет ко мне свои длинные бледные руки! Да и руки ли это?! И я вижу его так же, как вижу вас! И вы будете уверять меня в том, что он лишь плод моего больного воображения!

А кто, тогда, вы?!

Что ж, ладно…но не говорите, что я не предупреждал…

Я чувствую, скоро наступит мой последний день – когда-нибудь, он-таки доберется до меня.

Тогда, вы поймете, что я был прав…

Самая короткая дорога

Никогда не ходите самыми короткими путями. Даже если очень хочется. Даже если кажется, что ничего страшного не случится.

Поверьте, случится! И ещё как!

Подумать только, раньше, скажи мне кто такие слова, я бы не поверил! А теперь… Теперь мне ничего не остается, кроме как молиться да пытаться забыть все, что я видел…

Вы можете счесть меня сумасшедшим, но давайте я сначала расскажу свою историю, а потом вы решите, как к ней относиться.

В любом случае, выбор за вами. Хотите верить – верьте. Не хотите – ваше право. Но, только, потом, не говорите, что вас не предупреждали.

Это случилось в один из хмурых ноябрьских дней. Я возвращался с работы, и по пути решил заскочить в продуктовый магазин – купить что-нибудь на ужин.

У самых дверей универмага, прямо на мокром от талого грязного снега асфальте сидел бомж. Грязный, страшный. От него разило резким солоновато-горьким запахом немытого тела и грязной одежды. Его лицо было обезображено капиллярной мальформацией, и бугрилось синюшно-лиловыми наростами, виднеющимися справа под спутанными немытыми седыми патлами. Он протягивал к прохожим грязную руку с обломанными ногтями и побитую цыпками. А прохожие шарахались от него…

Исключением не стал и я. Я сделал так, чтобы он меня не заметил, спрятавшись за компанией весело болтающих и смеющихся студентов… Но потом меня обжег стыд… Знаете, ведь, я считал себя неплохим человеком, следующим своему моральному кодексу, в котором не последнее место занимали эмпатия и сострадание. И те чувства, которые я испытал к несчастному человеку, находящемуся явно в тяжелой ситуации, меня уязвили… Да и заставили испытать чувство вины. Да ты лицемер, батенька! Себе хотя бы уж не ври!

Конечно, думать о себе я не мог. И мне было стыдно выбирать еду, когда там на улице мерз явно голодный и больной человек.

Но что я мог сделать? Разве что…что-то немногое. Выходя из магазина, я вложил в грязную ладонь бомжа 50 р. Всё, что мог, потому что сам был, мягко говоря, небогат. Тот что-то промычал в ответ, но я, словно напакостивший школьник, поспешил дальше.

Чувство злости и отвращения к себе никуда не делось. Монетку кинул – совесть успокоил! Браво, нечего сказать!

Идти нужно было еще пару остановок.

День был тяжелый, хоть и сокращенный, и я чувствовал себя выжатым лимоном. Мне совершенно не улыбалось делать большой крюк по пути домой. Поэтому, я решил срезать, пойдя дворами.

Там, конечно, было темнее, да и дорожки не чистили, и пришлось бы месить ногами грязный снег, перемешанный с почвой, но, зато, доплетусь быстрее.

Спустя мгновение, я уже петлял по извилистой дорожке, змеящейся между угрюмых панелек с жёлтыми глазами окон, темнеющих на фоне иссиня-серого неба, с которого падал мелкий снег. Слякоть чавкала под ногами. Холодный ветер царапал лицо. Над головой проплывали костлявые ветви лип, тополей и кленов, черные, облитые болезненным желтоватым светом редких фонарей.

И, вот, тут я совершил ту самую роковую ошибку.

Я решил срезать ещё и пройти между двух домов, пустых, полностью выселенных. Еще помню, как мне, вдруг, от чего-то стало не по себе. То ли на меня подействовал заброшенный вид, создающий впечатление зловещей пустоты, то ли я каким-то чудом предугадал ужас, который мне предстояло испытать, но почему-то тогда, эти дома мне показались не просто мрачно-неуютными, а откровенно пугающими. Мне чудилось, что в темноте пустых окон, в сумерках предзимья, там, в глубине, что-то затаилось. Что-то страшное. И бесконечно голодное…

Глупости, одёрнул я себя, мало ли что может показаться! Похоже, что я просто очень сильно устал, и нервы расшалились сверх меры. Вот приду домой, выпью чаю и полегчает.

Успокоив себя этими мыслями, я так и пошел.

То, что что-то не так, я почувствовал почти сразу. Именно почувствовал, а не понял. Так ощущают нотки гари сквозь сон.

Только потом я понял, что не горит ни одного фонаря, и точно так же слепы и пусты глазницы окон. Щурясь, хмурясь и приглядываясь, я пытался понять, что не так. Почему, вдруг, стало ещё холоднее?