Стыд

— Все было как обычно, подобные погружения мы выполняли сотни раз. Не знаю, что вам известно о дайвинге, но тем, кто ничего не знает, скажу, что погружаться всегда нужно парами. Даже если вы в большой группе, у вас обязательно есть партнер, который должен быть рядом.

Мужчина в костюме кивнул, подтверждая, что знаком с этим правилом.

Маттиас с улыбкой кивнул в ответ и продолжил:

— В тот раз Пернилла была в паре со своей подругой. Мы с напарником провели под водой примерно сорок пять минут и первыми поднялись на поверхность. Помню, что я успел снять с себя снаряжение и мы немного обсудили все, что видели на глубине, а потом заметили, что прошло довольно много времени, а Пернилла и Анна, единственные из всех дайверов, по-прежнему оставались под водой.

Его интонация изменилась. Рассказывать о несчастье можно сколько угодно — все равно легче не станет. Монике это знала. Хотя откуда она могла об этом знать?

— Я пробыл на поверхности недостаточно долго для того, чтобы снова опускаться, остальные пытались меня отговаривать — вы, наверное, слышали о насыщении тканей азотом и так далее. Но мне было все равно, я решил нырять. Как будто чувствовал, что что-то не так.

Он прервался, глубоко вдохнул и вымученно улыбнулся.

— Извините, я рассказывал об этом много раз, но…

Моника не видела, кто сидит справа от него, судя по руке, это была женщина. На миг эта рука в утешающем жесте накрыла руку рассказчика, а потом снова исчезла из поля зрения. Маттиас кивнул, дав понять, что признателен за поддержку, и продолжил:

— Как бы то ни было, но на полпути вниз я встретил Анну, у которой была настоящая истерика. Конечно, разговаривать мы не могли, мы общались с помощью знаков, и я понял, что Пернилла застряла где-то на этом корабле и что у нее осталось мало воздуха.

Теперь в его голосе снова звучала убедительность. Как будто ему действительно очень хотелось, чтобы все его поняли. Пережили это вместе с ним. Он продолжал почти нетерпеливо:

— Думаю, никогда в жизни мне не было так страшно, но дальше случилось нечто странное — все стало вдруг кристально ясным. Я просто должен спасти ее, это была единственная моя мысль, и ничего, кроме нее, не было.

Моника сглотнула.

— Не знаю, правда ли, что в таких случаях включается это пресловутое шестое чувство, но я как будто точно знал, где именно она находится. Я сразу же нашел ее на этом корабле.

Его речь снова текла плавно. Он жестикулировал, как бы подчеркивая то, о чем рассказывал.

— Она была без сознания и лежала под обрушившимся на нее корабельным хламом, я помню все до малейших деталей, как будто видел это в кино.

Он покачал головой, словно сам не верил, как такое возможно.

— Я поднял ее наверх, и на этом мои воспоминания заканчиваются. Дальше я почти ничего не помню, обо всем, что было потом, мне рассказывали друзья.

Он снова замолчал. Моника еще сильнее сжала руки.

Он сделал то, что не смогла сделать она.

— Упавшая стена повредила Пернилле позвоночник. Я лежал в барокамере и не мог находиться рядом с ней в первые сутки, это было еще одно тяжелое испытание.

Он снова смахнул что-то со своего подлокотника, на этот раз пауза длилась дольше. Никто не произносил ни слова. Все ждали продолжения, но не торопили. Снова подняв взгляд на присутствующих, он заговорил очень серьезно. Все понимали, что ему пришлось пережить и какой след это несчастье оставило в его судьбе. Когда он снова заговорил, его голос звучал рассудительно и деловито:

— Не хочу занимать все оставшееся время и вкратце скажу только, что почти три года она боролась за то, чтобы снова научиться ходить. Ко всему прочему выяснилось, что наша страховка закончилась за два дня до несчастья, и страховая компания отказалась оплачивать ее лечение и реабилитацию. Но Пернилла держалась. Даже не знаю, откуда она черпала силы. Все эти годы ей было очень трудно, и единственное, чем я мог помочь, — это просто быть рядом.

Он снова обвел взглядом присутствующих и улыбнулся.

— Но я вам честно скажу: день, когда она сделала свои первые шаги, был самым счастливым днем моей жизни. А еще тот день, когда родилась наша Даниэлла.

В помещении надолго воцарилась тишина. В конце концов Маттиас сам нарушил почтительное молчание:

— Вот об этом эпизоде я и подумал.

Кто-то спонтанно захлопал в ладоши, другие подхватили, и аплодисменты долго не утихали. В это время вокруг Моники росла стена. Пока он говорил, руководитель семинара сидела на свободном стуле, теперь же, когда аплодисменты стали затихать, она снова встала и обратилась к Маттиасу:

— Спасибо за ваш захватывающий и крайне любопытный рассказ. Но, если позволите, я задам вам один вопрос?

Маттиас развел руки в стороны:

— Конечно.

— Вы не могли бы сейчас, когда все уже позади, попытаться выразить все ваши чувства одним или, может быть, несколькими словами?

Ему понадобилось всего мгновение.

— Благодарность.

Кивнув, женщина собралась сказать еще что-то, но Маттиас ее опередил: