Стыд

– Этот ее подъем сил, мания, через две-три недели сменится депрессией. Если повезет – сразу ей. Затем энергия и веселье опять вернутся и опять исчезнут. И так снова, и снова, и снова, если не принимать таблетки.

– Так есть лечение?

– Есть, – утвердительно кивнул мужчина, подхватывая мое воодушевление. – Болезнь никогда не пройдет целиком, но ее проявления можно смягчить. Поэтому я надеялся поговорить с тобой лично, чтобы убедиться, что ты хочешь ей помочь так же сильно, как и я.

Господин Хадад наклонился ближе; запах его дорогого парфюма заиграл для меня новыми красками.

– Болезнь рушит ее жизнь. Она избегает общения с родными. У нее почти не осталось друзей, она никого к себе не подпускает.

"Сдается мне, не поэтому у нее друзей нет", – вчерашняя обида не собиралась меня отпускать.

– Но ты ей, похоже, понравилась. Не знаю, о чем уж вы там с ней говорите, но она очень-очень в тебе заинтересована.

– Я не думаю…

– Поверь мне, мы с ней знакомы не первый день, – сказал он, мягко улыбнувшись уголком рта. – Если бы ты стала для нее другом, который поможет справляться с болезнью, проследит за приемом таблеток и за тем, чтобы она не вписалась в очередные неприятности, ты могла бы буквально ее спасти. И нашу семью тоже.

Его печальные светло-серые глаза смотрели прямо на меня, и я не пыталась сопротивляться. Захлопнув приоткрывшийся рот, я втянула носом сладковатый воздух и опустила взгляд.

– Я постараюсь. Сделаю, как вы скажете, но не могу гарантировать, что все получится.

Арье заметно оживился.

– Замечательно! Шауль тебе поможет, расскажет по поводу лекарств и прочего, не переживай. У тебя есть мой номер?

– Нет.

– Кину тебе звонок. Самое главное, – он слегка замедлился, чтобы я ничего не упустила. – Как только тебе покажется, что с Хаей происходит что-то неладно или она говорит что-то сомнительное, или уезжает куда-то без Шауля – пиши мне.

– Да, поняла.

– Я рад, что мы на одной стороне. Спасибо, Фрида.

Господин Хадад подмигнул мне на прощание и разблокировал двери.

2

Искусственный сумрак зала, созданный плотными римскими шторами, отлично гармонировал с нескладной лиричной мелодией, временами перебиваемой приглушенной руганью. Поджав под себя правую ногу, Хая сидела за фортепиано и сосредоточенно щелкала по клавишам. Мне показалось, что меня она не заметила, поэтому я решила не мешать и начать уборку со второго этажа.

– Больше не здороваешься? – прокатилось эхом по высоким стенам, как только я завернула к лестнице.

– Не хотела отвлекать, – отозвалась я и вернулась в полутьму зала.

Хая убрала руки от инструмента, похожего больше на космический пульт управления с афиши, чем на что-то земное, попереключала режимы на напольной лампе и спустила ниже рукава толстовки, пряча в них кисти.

– Мне стоит извиниться? – спросила она.

– Если считаете нужным.

Подсказывая, я скрестила руки на груди.

Она прикусила губу и с тяжелым вздохом наклонила голову в бок, словно извинения требовали от нее физических усилий, а потом вновь выпрямилась и покорно кивнула:

– Ладно. Прости, что высказала свое мнение, о котором ты не спрашивала.

Это конечно не было тем, что я надеялась услышать. Эти извинения – серый шум, смысла в них не больше, чем в грохоте камней. Однако на большее рассчитывать не следовало, поэтому я удовлетворенно кивнула.

– Я вас прощаю. Вы тоже извините, мне не следовало такое говорить.

Хая махнула рукой и с надменной ухмылкой заявила:

– У меня иммунитет. Значит, мир-дружба-жвачка и ты сваришь мне кофе? Брр, пока я не окоченела.

Хая мерзляво поежилась, хотя в комнате было довольно тепло.

– Может включить обогреватель? Или плед из детской принести?

Она помотала головой.

– Всегда морозит, если не сплю. Так что лучше кофе.

Шауль не покупал кофе, но я все же проверила каждый кухонный шкафчик прежде, чем вернулась к фортепьяно,опять не решаясь прервать работу. Руки Хаи без конца наигрывали один и тот же набор нот, а сама она вполголоса напевала что-то, покачиваясь и глядя куда-то перед собой. Ее диковатый вид казался знакомым. Она словно молилась на выдуманном языке какому-то неизвестному Богу, усердно и рьяно, но он отказывался слушать.

– Не нашла? – сквозь моления спросила Хая и, не дожидаясь ответа, захлопнула тетрадь. – Грёбаный Шауль с его грёбаной паранойей! Обувайся.

– Куда мы идем? – крикнула я сама себе, наблюдая, как Хая со вселенской яростью уже натягивает джинсы на пижамные шорты.

Спустившись по Ибн Эзра на Клеунснер, мы окунулись в облако из человеческих голосов, смешанных с шумом проезжающих машин, пиканьем светофора и детскими криками. Шли мы очень быстро – пафосный Верхний район не интриговал Хаю так, как замызганный и бледноликий религиозный квартал.

– Тормози, – окликнула меня она, когда увлеченная потоком людей я пронеслась мимо стеклянных дверей "Sunrise cafe".