Стыдные подвиги

— Ничего страшного, — сказала. — Обойдусь без зайчика. Я думала, ты кого-то убил. Иди помой руки и садись ужинать.

Ногой в голову

Не скажу, что наш герой был спортсмен, — но так вышло. В тринадцать лет он ходил меж сверстников, погруженный в собственные сложные фантазии, опустив голову и глядя себе под ноги: сутулый астматик, не способный пробежать ста метров. Родись он на полтора века раньше — умер бы от чахотки еще в младенчестве.

Детские фото являют нам бледного червячка. Темноглазый конопатый ребенок стеснительно глядит мимо объектива и слабенько улыбается: да, я не богатырь, зато много читаю. Имею пятерки по литературе и истории.

Нос часто распухший, — в дополнение к астме полупрозрачное создание непрерывно было побеждаемо всякого рода простудами, насморками и аллергиями.

Впрочем, физическое здоровье — подвижная категория. Здоровье можно приобрести и можно потерять. Спросите любого тренера, обучающего детей борьбе и боксу, — профи сразу скажет: именно щуплые, слабосильные мальчики упорнее других работают и вырастают в чемпионов и победителей.

Наш герой никогда не был чемпионом, а его победы можно сосчитать по пальцам одной руки, причем самую главную победу — над самим собой — он так и не одержал.

Но старался, да.

Спорт мы рассматриваем здесь не как дух соревновательности, не как желание победить всех, вздеть руки и зареветь победно, а потом прыгнуть, в потной майке, в объятия седого наставника со свисающим с шеи секундомером на широком шнурке, и уж тем более не как желание получать за эти манипуляции большие деньги, — а исключительно как физическую культуру в старом, благородном понимании слова «культура». Культура как нечто, противоположное смрадной волосатой дикости. Культура как набор регулярных усилий. Сегодня пробежал три километра, завтра три с половиной, что-то такое.

С четырнадцати лет полупрозрачное существо посещало стадион. Год — шоссейные велогонки, три года — волейбол. Если велосипед показался пыточной машинкой (попробуйте проехать три десятка километров, фиксируя взглядом черное колесо и тощую задницу приятеля по команде, пыхтящего впереди), то волейбол пришелся в самый раз: элегантная игра, где нужна хитрость и ловкость, а соперник — почти абстракция; отделенный сеткой, он не видит, как вы, заложив руку за спину, пальцем показываете партнеру номер задуманной комбинации.

В волейболе парнишечка не преуспел — малый рост, плохая прыгучесть, ударчик слабоват, — зато избавился от полупрозрачности, даже нагулял какое-то мясцо выше локтей и, в общем, не портил игру, если его выпускали на площадку.

Когда скрипящий автобус отчалил от крыльца городского военкомата, увозя коротко стриженных призывников в новую жизнь, герой отличался от большинства сверстников только сильно оттопыренными ушами, — но не бледностью. Нормальный, что называется, пацан. Тощий — но в фабричных предместьях Москвы, как в древней Спарте, худоба считалась признаком хорошего тона.

Зимой восемьдесят седьмого в гарнизоне, где тощий солдатик тянул службу, появился новый человек, старший лейтенант, переведенный из Забайкалья. Невысокий, плечистый; сухие крупные кисти рук; смеющиеся глаза правильного злодея. По утрам, когда бойцы, шепотом ругаясь от холода, выходили из казармы, тоскливо оглядывали синие пространства заснеженной родины и закуривали по первой папиросе, старлей пробегал мимо в одних только кедах и спортивных трусах, прыгал на турник или брусья — и вытворял такое, что продрогшее воинство опасалось даже подойти и поглазеть: вдруг железному человеку не понравится? Вдруг по шее даст?

Дать по шее он умел.

Спустя месяц наш бывший полупрозрачный юнец, ныне — рядовой войск противовоздушной обороны, уже числился первым учеником железного человека.

Старший лейтенант Смирнов практиковал карате-до.

Под руководством старлея-сэнсэя самые рьяные энтузиасты кое-как отремонтировали старый спортзал — и приступили к овладению искусством рукопашного поединка.

Смирнов был молод, холост и жесток. Рядовых бойцов не презирал, но и не панибратствовал. Его короткие, исполненные гнусавым голосом рассказы о службе в промороженных забайкальских степях имели большой успех.

Его яловые сапоги всегда сверкали. Его кулаков боялись даже самые неуправляемые воины.

Количество учеников сэнсэя достигло трех десятков. Но, как это всегда бывает, после первых же тренировок большинство отсеялось; остались наиболее терпеливые.

Восточные боевые искусства окружал ореол умопомрачительных легенд. Карате-до пришло в Советский Союз еще в середине семидесятых, но почти сразу попало под запрет; любители ударов ногой в голову занимались нелегально, по частным квартирам, в парках и лесах, подальше от людских глаз. Когда страна рухнула, японские и китайские боевые дисциплины были тут же легализованы, но остались для среднего обывателя чем-то загадочным и малопонятным.

В ходу была фраза: «он знает карате». Не «владеет», а именно «знает».

Считалось, что можно за две-три ночи прочесть рукописный учебник — и «узнать».