Субъект. Часть вторая

– Это было невероятно, – провозгласил тот самый мужик, лицо которого мне с самого начала показалось знакомым. Оглянувшись на остальных, он стал медленно, но решительно аплодировать. – Ну правда же, да?

– Да! – взревел тот самый, что вызвал у меня ассоциацию с опаленными покрышками. Кажется, это был голос водителя той самой фальшивой скорой помощи. Его кулаки взметнулись вверх. – Да это ж просто фантастика!

К ним присоединился кто-то еще. Народ зашумел, и вскоре неуверенный гул перерос в откровенное народное ликование. Почти все взорвались аплодисментами.

– Просто фантастика!

– Нет, это ж как так-то вообще?!

– Они разбили мое окно!

– Вот это постановка!

– Как вы смогли?!

– Мы позаимствовали некоторые технические приемы из-за рубежа, – громко признался один из членов съемочной команды.

– Должны были предупредить!

– Как фильм будет называться?!

– Сколько бюджет?!

– …мы гнались за созданием максимально правдоподобных условий, и реалистичная реакция случайных прохожих нам была крайне важна. Но ведь никто не пострадал, да…

Я почувствовал, как меня загородили собой от взглядов тройка сосредоточенно сопящих рабочих. Под прикрытием экстатичного гомона толпы меня осторожно подхватили и с кряхтением потащили в павильон вслед за остальными, гуськом следующими друг за другом членами команды, руки которых оттягивали носилки с актерами, что не желали переставать играть. Рядом с ухом зашуршали, и через пару мгновений мою шею остро кольнуло иглой.

Первым придти в себя предприняло попытку обоняние, среагировав на запах сырой рыбы, ржавчину и скипидар. Меня будто покачивало. Но буквально мгновение спустя я вновь ощутил под ухом колющее прикосновение. Тьма с готовностью сглотнула меня обратно.

Глава 29. Реестр Нежелательных Будущих Граждан

Я не был уверен, что мои глаза открыты. Смыкание и размыкание век не меняло ровным счетом ничего. Облокотившись на руку, чтобы подняться, я скользнул локтем по обнаженному бедру. Голый. Стояла давящая тишина. Прибегнув к алиеноцепции, я ощутил суеверный ужас. Я был нигде. Стены отсутствовали, но мне отчетливо мерещилась их удушающая близость. На расстоянии вытянутой руки интуитивно чувствовалась сплошная преграда. Но, протянув ладонь, я зачерпнул пальцами воздух. Да, здесь он был точно, ведь я дышал. И в животе голодно урчало. Мои руки вскинулись и бегло ощупали лицо. Я ведь жив?!

– Эй! – выкрикнул я в темноту, поморщившись от гулкого эха.

– Ты жив, – раздалось со всех сторон. На одной из стен, позади меня, вспыхнуло шипящее изображение. Трансляция шла из чрева цифрового видеопроектора, чей объектив угадывался в толще противоположной стенки. Помещение озарилось скупым светом. На первый взгляд, я был заключен в каменной штольне, площадью не более десяти квадратных метров. Наскальная цифровая живопись шевельнулась. Надо мной нависал скрючившийся человек в кресле. Колени и локти остро выпирали через костюм, голова была склонена набок.

– Это не лимб, – послышалась вялая усмешка, – а всего лишь изолятор. Прошу прощения, что не было возможности… вмонтировать сюда экран домашнего кинотеатра… так как есть небольшая вероятность, что прежде, чем дослушаешь… ты непременно воспользуешься брешью в стене…

Его голос отливал каким-то механическим оттенком. Медлительная речь прерывалась затяжными паузами между предложениями. Закончив, человек в кресле зашелся тяжелым, скрипучим дыханием, будто переводя дух. Присмотревшись, я заметил длинный рубец, огибающий всю его шею.

– Зачем? – вырвалось у меня. – Зачем мне позволили прийти в себя? К чему эти стены? После всего, что вы устроили… разве мой голос для вас хоть что-то значит?..

– Я осведомлен о твоих похождениях… И даже о твоих внутренних смятениях… и о твоем великодушии к обычным людям, не по своему желанию вставшим на пути… и о твоей безжалостности, с которой ты зачистил одну из криминальных ячеек нашего гнилого общества… Даже с твоими привилегиями, растлившими бы кого угодно, ты все равно умудряешься держать себя в узде… И пытаться действовать как можно справедливей… Я бесконечно уважаю тебя! Как человека… И потому считаю своим долгом дать тебе возможность всё понять… Прооперировать тебя, не дав выйти из комы, было бы абсолютно бесчеловечным… Пусть и рациональным… Но ведь не это делает нас людьми…

Пока он говорил, я как бы невзначай прошелся вдоль стен по кругу. Углов не было, она казалась одной, сплошной. Ни единого зазора. Алиеноцептивно я ее не воспринимал.

– Даже так? То есть, вы открыто признаете, что ваше научное любопытство станет для меня билетом в один конец?

– Герр Август лгал, – скрежетнул он, – реабилитироваться после подобного оперативного вмешательства невозможно… Он был нечестен в своей попытке сагитировать… за что и поплатился…

– То есть, сразу после этого никчемного разговора меня снова оглушат и…

– Нет! После него ты выйдешь из заточения, как свободный человек… И сам подпишешь добровольное согласие на процедуру…

Мой прилипший к спине живот свело в приступе истерического, нездорового смеха.