Сублимация

Гоголев с волнением слушал сбивчивый лепет посетителя, пытаясь понять, чего, собственно, хочет от него этот юноша.

— Ах, — спохватился незнакомец, — имя мое Роман. Я к Вам по другому вопросу.

«Ну, наконец-то» — улыбнулся про себя Гоголев, а вслух произнес:

— Внимательно слушаю.

— Я влюбился в одну девушку, — начал Роман, — ее зовут Катя. Она как бы двойник Удовлетвориловки Хнютки. Это, кстати, еще один повод, почему мне необходимо попасть на планету ГРОМ. Я собираюсь там найти какие-либо документы о Хнютке или, если мне повезет, даже отыскать ее захоронение. Ведь, как известно, Золотое Яйцо Дрочитов не поддается воздействию временем или другим подручным средством. Каждый дрочит появляется из Яйца, и в Яйцо же уходит. Отсюда пословица: «Из земли вышел — в землю и ушел».

— И что же Катя? — перебил Гоголев.

Он уже был твердо уверен, что юноша сбежал, или по неведению, или специально, из третьего отделения выше этажом. К нему он попал совершенно случайно. Но внутри Гоголева грыз какой-то червячок. «Эта история, — думал он, — эту историю я уже где-то слышал. Не может быть! Но, тем не менее…»

— Да, Катя — это моя возлюбленная, — продолжал юноша, — я познакомился с ней случайно, но сразу будто ударило что-то… Я дал себе слово, что она будет моей. Конечно, я не мог рассчитывать на ее согласие, так как Гутман вполне ее удовлетворял…

— Кто такой Гутман? — спросил Гоголев и, достав из ящика стола листок бумаги, чиркнул в нем: «Роман — Катя». Ниже, под словом «Катя» вывел «Гутман».

— Гутман — молодой человек моего возраста (мне — 17). Волосы рыжие. Глаза коричневые. Роста, скорее, высокого.

— Я не в этом смысле, — терпеливо объяснил Гоголев.

— Ах, вот Вы о чем, — понизив голос, прошептал Роман, — да, да… Мне тоже вначале показалось, что он и Великий Валдаг — одно и то же лицо. Позже я все проанализировал и пришел к выводу, что это полностью исключено. Ведь Вовка не знает Гутмана, но, тем не менее, он первым предупредил меня о надвигающейся опасности.

— Нет, Вы меня не поняли, — все еще улыбаясь, перебил Гоголев, — я просто хотел узнать, кем Гутман приходится Кате. Понимаете? Кто он ей? Муж, брат, любовник, сестра, наконец?

Роман громко расхохотался. Почти сразу смех перешел в визг, а затем и вовсе стих.

Было слышно, как за окном кто-то орет: «Ногу! Ногу отдайте!»

«Черкасов, — узнав голос, подумал Гоголев, — интересно, кто у него каждый день отбирает ногу?» Но тут же вспомнил, что Черкасов — больной. «Ему кажется, что у него отбирают ногу, а мне кажется, что пора наказать того, кто так поступает… Не вяжется что-то…»

— Гутман — не сестра, — отсмеявшись, произнес Роман, — он даже не женщина, он — ее друг. Понимаете?

— Понимаю, — задумчиво ответил Гоголев, — невозможно наказать галлюцинацию за то, что она день изо дня отнимает у Черкасова ногу.

— Что, — удивился юноша, — какую ногу?

— Какую ногу?! — в свою очередь, удивился Гоголев.

— Вы сказали «ногу», — объяснил Роман, — вот я и спрашиваю, какую «ногу»?

— Не имеет значения, — раздраженно сказал Гоголев, — так, значит Гутман — это Катина сестра?

— Нет, совсем наоборот!

— Значит, брат?

— С Вами все в порядке? — заботливо поинтересовался Роман. — В семье, на работе?

— Какое, к дьяволу, в порядке! — истошно заорал Гоголев. — Жена — паскуда, сын — дебил. Жрать в холодильнике нечего!

— А Вы пробовали за столом? — робко спросил юноша.

— За столом? — не понял Гоголев. — Что за столом?

— Ну, не знаю, обедать, ужинать, завтракать… Питаться, одним словом…

— Так ведь нечего, — почему-то обиделся Гоголев.

Возникла пауза. Стало отлично слышно, как за окном неугомонный Черкасов вопит, чтоб ему отдали ногу.

— Да-а-а, — нарушил молчание Роман, — я вот думаю, а не зря ли я заварил такую кашу? Ведь с самого начала знал, что добром оно не кончится… Жил бы себе, не тужил… Грибы летом бы собирал… А теперь все летит в тартарары! Главное, карту не достать. А без карты, сами понимаете, какое, к черту, путешествие?! Пространство бесконечно. Мир Тьмы занимает 80 %. А так, как Пространство не поддается измерению, то и эти проценты нестабильны. Сегодня 80, а завтра — в три раза больше. Уж я-то знаю.

— Послушай, Рома, — сказал Гоголев, — я тебе очень сочувствую. Я сам когда-то был в похожем положении. Меня никто не понимал, а я просто физически не мог мириться с тем, что вокруг. Писал, ходил, доказывал — все без толку. Пробовал даже анальгин. Ты пробовал анальгин?

— Нет, не довелось.

— А я пробовал. В разных пропорциях. Но нарковидения не приносили желаемого результата. Я все так же был беспомощен перед жерновами сталинской машины. Ты слышал о репрессиях?

— Конечно.

— Ну вот, а я пытался как-то предотвратить… Перемещал людей на Юпитер. Там ужасный климат. Немногие выживали. Но мой отец выжил. Они там с моей будущей мамой познакомились. Так что, можно сказать, я себя не обделил. Дал ход делу. Ужасный климат на Юпитере…