Субмарин

– Если потом давление резко понизится, это я знаю, – говорю я. Нельзя вырасти в Сихэвэне и не знать этого. Это же город, где вся практически вся промышленность находится под водой. Если давление резко падает, азот в крови собирается в пузырьки, что приводит к тяжелым последствиям или даже к смерти[3]. Поэтому аквалангисты, долгое время работающие на большой глубине, должны проводить довольно много времени в так называемых декомпрессионных камерах, в которых давление воздуха снижается очень медленно, пока не достигнет нормальных показателей.

– Раньше на подводных работах люди дышали смесью гелия и кислорода, чтобы у них таких проблем не возникало, – рассказывает Джордж. – В старых фильмах это еще можно увидеть. Из-за гелия голоса звучали смешно, как будто гуси галдят. Правда, при нынешних ценах на гелий об этом можно забыть.

Я киваю. Это я тоже знаю. В прошлом и позапрошлом веках люди ужасно неразумно тратили гелий. Им надували миллиарды воздушных шариков для детей, а иногда еще и гигантские воздушные суда, в результате его почти совсем не осталось. Гелий – это инертный газ, он легче воздуха, и, если его выпустить в атмосферу, он сразу же поднимается и исчезает в космосе.

– Получается, при том давлении, которое здесь у нас на станции, – объясняет мне Луиза, – критическое насыщение крови азотом наступает уже через шесть унитов. Мы стараемся не рисковать, когда у нас гости…

– Чего, правда, почти никогда не бывает, – со смехом вставляет Джордж.

– …и предупреждаем, что им можно задержаться только на два унита, – продолжает Луиза. – А сейчас прошло уже почти три. С другой стороны, ты же сейчас не будешь сразу подниматься на поверхность, верно?

Я качаю головой.

– Хорошо. С этим лучше пару деньков подождать. А там, будем надеяться, азот снова растворится. Если во время подъема почувствуешь боль – сразу же ныряй обратно, поняла?

– Я послежу за этим, – обещаю я.

Они дружно провожают меня до шлюзовой камеры. Из-за того, что время уже слишком позднее, все это напоминает конец вечеринки. По крайней мере, по моим представления, ведь на настоящей вечеринке я никогда не была.

Я снимаю футболку и протягиваю ее Луизе. Она берет ее, на прощание треплет меня по щеке и мягко подталкивает Эда к выходу из помещения.

– Мы уже пойдем, ладно? – мурлычет она.

Джордж остается.

– Жаль, – говорит он. – То есть нет, я совершенно не жалею, что познакомился с тобой. Но было бы здорово, если бы эта легенда про подводных людей всё-таки оказалась правдой. Понятное дело, представить, откуда мог бы взяться такой биологический вид, довольно трудно. Но сама идея завораживает. Знаешь, я всегда разговариваю с рыбаками, когда оказываюсь в Новой Гвинее. Смелые люди на простых деревянных лодчонках. Очень много знают о море. Очень.

Он протягивает мне руку, и я пожимаю ее.

– До свидания, – говорю я.

Джордж улыбается.

– Ну, это вряд ли, – отвечает он. – Это моя последняя смена здесь внизу. Мы же не молодеем.

Я еще раз окидываю его взглядом, тощего старика с безумными серебристыми волосами, затем делаю шаг в отверстие в полу и исчезаю в воде. Один вдох, и весь воздух снова исчезает из моего тела.

24

Я стараюсь как можно скорее оставить станцию далеко позади. И в особенности гнилую воду вокруг нее, от которой мне кажется, что я глотаю помои. Внезапно я задумываюсь, смотрят ли там, на станции, как я плыву. Следят ли они за мной на своих экранах. Почему-то я уверена, что Эд наверняка смотрит, и поэтому я ни разу не оборачиваюсь. Я гребу как заведенная, мне нехорошо, и я пытаюсь убедить себя, что всё дело в затхлой воде, а азот тут вовсе ни при чем. Потом вдруг я понимаю, что не уверена, в правильную ли сторону я плыву. Какое-то время я мечусь в панике, но затем всё же нахожу скалы, по которым я ориентировалась по дороге сюда.

Шесть-Пальцев нигде не видно. Он же не бросил меня здесь одну?

Нет, не бросил. Через мгновение после того, как меня посетило это жуткое подозрение, я вижу его – ну, то есть на самом деле я вижу кита, который беспокойно плавает туда-сюда, видно, что он ждет не дождется, когда уже можно будет убраться отсюда подальше.

Похоже, Шесть-Пальцев испытывает при виде меня такое же облегчение, как и я, обнаружив его на месте.

– Тебя долго не было, – упрекает он меня. – Я уже начал думать, что ты никогда не вернешься.

– Я была внутри, – рассказываю я, подплываю к нему и набрасываю на себя петлю страховки.

– Внутри? – Руки Шесть-Пальцев по-прежнему заняты тем, чтобы удерживать Маленькое-Пятнышко на месте. – И что? Ты нашла пленника?

Я качаю головой.

– Там нет никакого пленника. Твой отец ошибся.

Шесть-Пальцев смотрит на меня предостерегающе.

– Только не вздумай ему такое сказать, – советует он. – Он терпеть не может, когда оказывается неправ. Просто ненавидит.