Я с удивлением слушал своего командира. О том, что враг коварен и может принять любые обличия, я впервые убедился, когда служил на границе и к японцам сбежал начальник УНКВД Люшков. Но ведь тогда это был не нарком внутренних дел, а переродившийся чекист и тайный «троцкист»! Ежов, насколько я помнил, всегда придерживался генеральной линии партии и был верным соратником товарища Сталина. У нас на заставе в красном уголке висел плакат, где были изображены трое руководителей страны. Посредине нарком иностранных дел Литвинов с толстым портфелем в руках. Слева от него Ежов, сжимающий в «ежовой рукавице» извивающуюся змею, на которой надпись: «вредители, шпионы, диверсанты». Справа от руководителя внешнеполитического ведомства нарком обороны Ворошилов в шинели, буденовке и с винтовкой в руках. Помнил я и другой плакат, который видел в штабе погранотряда. На картинке Ежов сжимал одетой в огромную мохнатую рукавицу змею с надписью «Троцкисты — бухаринцы — враги народа». Вместо хвоста у змеи было нечто вроде фашисткой свастики, а голову заменили несколько карикатурно изображенных человеческих лиц. Все на плакате было в коричнево — черной гамме. А может мне это показалось из-за того, что висел он в полутемном коридоре. Я созерцал это произведение часа два, пока ожидал вызова к начальнику отряда. Еще песня была о Ежове, которую с воодушевлением мы пели на всех праздниках…
— И все из-за того, что при назначении на должность наркома не учли его моральный облик, — продолжал говорить Блохин, все сильнее пьянея. Таким я видел коменданта впервые. Вместе мы выпивали и раньше, несколько раз даже вдвоем, когда он, отпустив по домам сотрудников 5-го спецотделения комендантского отдела Административно — хозяйственного управления — непосредственных исполнителей расстрелов, оставался на рабочем месте до утра. Как он сам говорил: «дежурным по комендатуре». Мне казалось, что в эти дни ему просто не хотелось возвращаться домой.
В семейной жизни у него все было хорошо. Заботливая жена и подрастающие дети. Они, правда, не знали, чем занимается глава семейства. За пределами родного отдела обсуждать любые служебные темы было уголовно наказуемым деянием. А выговориться иногда хотелось.
Я сутками находился на службе, участвовал в работе комсомольской организации Управления, плюс колоссальная нагрузка по общественной линии — выпуск стенгазеты и т. п., так что на обустройство личной жизни времени не оставалось. Возвращаться в пустую и холодную комнату коммунальной квартиры мне не хотелось.
— Во-первых, он алкоголем злоупотреблял. На работу часто после обеда приходил. А иногда в пьяном виде вечерами по наркомату шатался, — начал перечислять грехи Ежова собеседник, — Это ему можно простить, но с большим трудом. Работа у всех тяжелая, нервная. Вот наши орлы тоже после расстрелов не прочь принять на грудь. И что, я против? Пусть лучше так отдыхают, чем в «психушке». Да, бывало, в пьяном виде до дома не доходили — засыпали по дороге. Ну и что, у них работа тяжелая. Главное, что все они — мужики. А этот, — Блохин сплюнул на пол, — педераст. О его похождениях весь наркомат знал. Как он со своими любовниками развлекался, когда жены дома не было. Понятно дело, что и она при таком муже гулящей была. Красивая баба. На нее мужики заглядывались. Однажды она, — Блохин понизил голос и огляделся по сторонам, словно опасаясь, что нас кто-то может подслушать, — с самим Шолоховым, это тот который писатель, в гостинице «Националь» развлекалась. «Топтуны» все их разговоры записали, а потом ее мужу — рогоносцу этот документ вручили, — он сально рассмеялся, — Вот то потеха потом была, когда он читал, как она ему рога наставила. Ребята не знали, что знаменитый писатель с женой наркома развлекается, думали с кем-то еще. Ну и записали все подробно. Как они целовались, как потом на кровать перешли и сколько раз он ее… — при этих словах я покраснел.
В то время молодежь была куда более целомудренной, чем сейчас. Об интимных отношениях между мужчиной и женщиной почти ничего не знали. До свадьбы в лучшем случае могли позволить только целоваться и обниматься. Все, что бы вступать в интимные отношения. Этого не было.
— Ладно, не стыдись. Я тоже в твоем возрасте не знал, как на бабу правильно влезть. Помнится в первую брачную ночь…, — начал Блохин, но затем осекся и замолчал, вспоминая что-то личное, — Да не было у нас никакой свадьбы, что сейчас играют. Да и своего «угла» тоже не было… Хотя время было прекрасное. Не то, что сейчас, только пошлые анекдоты можно рассказывать и радоваться, что тебе никто рога не наставил, как этому педерасту. Ты думаешь, она только ему с Шолоховым изменила. Нет, она со многими. А что поделаешь, хочется бабе мужика, а его нет. Ему мальчиков подавай. Она и сгубила Ежова. Среди ее любовников оказались иностранные шпионы и «враги народа»… Хотя знаешь, она ведь любила его. Когда следствие началось, она отравилась в больнице. Так мы не узнали, какие именно секреты она сообщила иностранным шпионам.