Суд праведный

— Молчать! — усики Леонтовича хищно вздернулись. — О налете на полицию вы вообще ничего не знали. Да и о похищении шрифта узнали случайно. Нет уверенности даже в том, что непосредственно кражу шрифта осуществили Белов с Илюхиным.

Агент попытался оправдаться:

— Но ведь они сбежали, значит, виноваты…

— Молчать! — совсем взорвался ротмистр. — Не вашего ума дело! Ваше дело держать меня в курсе всех акций, задуманных эсдеками! Где пятнадцать «смит-вессонов»? Где семь трехлинеек? Где десять бердан? Не знаете?! Очень плохо… очень!

В улыбке ротмистра прозвучало столько сарказма и скрытой угрозы, что Иван Иванович затрепетал:

— Но мне кажется, меня заподозрили, мне не доверяют…

— Значит, дали повод! — холодно бросил Леонтович. — Я недоволен вашей работой!

— Сергей Васильевич, как же… — агент задохнулся от обиды.

— Должен заметить, любезный, — опускаясь в кресло и презрительно откидывая русую голову, сказал Леонтович. — Что вы не заслужили права называть меня по имени-отчеству, а потому прошу соблюдать дистанцию. Не забывайтесь…

Агент скорбно уронил плечи, а Леонтович, прикурив папиросу, снова прошелся по кабинету.

— Давайте-ка порассуждаем, любезный… Вы мне тут плетете страшные сказки про некоего маляра-жестянщика, страшного эсдека Соколова, а на поверку что? При обыске у него даже пары паршивых листовок не обнаружили. И это активный эсдек? Ни подозрительных связей, ни подозрительных встреч! Вы, может, сами придумали такую страшную фигуру? Может, это все плод вашего воображения? — ротмистр остановился, вперился в агента взглядом и поинтересовался презрительно: — Знаете, что я сделаю, если вы и впредь будете столь же халатно относиться к делу?

Агент невольно поежился. Леонтович усмехнулся:

— Вот именно! Я просто подскажу вашим «друзьям», кто вы есть на самом деле.

— Но я стараюсь! — пряча испуг, почти выкрикнул Иван Иванович.

— Старайтесь с большим усердием, любезный, — кивнул ротмистр и насмешливо добавил: — Речь идет не только о безопасности государства, но и о вашей личной… Идите!

Проводив агента презрительным взглядом, Леонтович затушил папиросу и поднял телефонную трубку:

— Почтово-телеграфную контору, — и, услышав голос начальника конторы, представился, после чего поинтересовался, в какое время обычно отправляются деньги к почтовому поезду.

— Около полуночи, — сразу ответил почтовый чиновник. — Поезд приходит в половине первого…

— Сегодня вам придется отправить их немедленно, — тоном, исключающим возражения, сказал Леонтович, посмотрев на часы. — Займитесь отправкой. Охрану на станции я организую.

— Простите, сейчас еще только девять часов, — попытался вразумить его начальник почтовой конторы. — Мешки попросту не упакованы и не готовы к отправке.

— А вы постарайтесь, — сухо произнес Леонтович. — Подумайте о своей карьере и постарайтесь. Даю вам полчаса.

Начальник конторы, после небольшой паузы, все-таки решился спросить:

— Что-то случилось, господин ротмистр?

— Пока ничего, — ответил Леонтович и рыкнул в трубку: — Исполняйте!

«Ну-с, господа социалисты, господа экспроприаторы, — подумал он. — Если вы и сегодня обо всем узнаете заблаговременно, значит, какой-то ваш человек сидит и на почте. Мне бы на него выйти, я бы сумел развязать ему язык, а там бы и до остальных добрался!»

Ротмистр Леонтович жестко усмехнулся.

7

Пётр, а следом за ним и Николай, спотыкаясь, брели в темноте по ночному бору. Из-под ног шарахались сонные перепуганные птицы, шелестела под сапогами хвоя. На душе было муторно.

Предыдущие «эксы» дали партийной кассе совсем немного. И снова неудача! Тщательно спланированная операция по нападению на тройки, доставляющие к почтовому поезду мешки с деньгами, сорвалась непонятно из-за чего. Соколов, Пётр и Николай с еще двумя дружинниками не малое время просидели в густом кустарнике на глухом углу Кузнецкой и Михайловской, где было самое удобное место для нападения, но так и не дождались почтовых троек. Зато ровно в половине первого со станции донесся гудок отходящего паровоза — уходил почтовый поезд на Томск.

— Как же это? — растерянно шепнул Пётр. — Где тройки-то?

Понимая бесполезность ожидания, Тимофей Соколов встал, хмуро отряхнул с колен сухую хвою:

— Все по домам. Концерт откладывается.

— Обидно, — не сдержал разочарованного вздоха Пётр.

Соколов только усмехнулся:

— Не в последний раз, еще насмотришься.

И, забрав дружинников, исчез, а Пётр и Николай побрели через бор к покосившемуся домику тетки Агафьи.

В крохотном оконце темного домика виднелся свет. Пётр удивился, поскольку тетка Агафья ложилась спать рано, а уж чтобы оставить зажженную керосиновую лампу, так это совсем было делом невозможным.

— С кем она там?

— Стой тут, — встревоженно шепнул Николай. — Я счас взгляну!

Он быстро подобрался к стене, осторожно приблизил лицо к стеклу и после недолгого вглядывания призывно замахал рукой. Когда Пётр оказался рядом с ним, прошептал:

— Сеструха там твоя… И плачет чегой-то…

Едва они открыли дверь, Татьяна подняла на них полные слез глаза, выдохнула укоризненно:

— Вот опять, опять вы…

— Ты чё, Тань? — растерялся Пётр.

Татьяна всхлипнула: