Суд Проклятых

В нескольких футах от него, прямо на холодном грязном тротуаре улицы лежала та самая слепая женщина. Вокруг тела образовался большой круг свободного пространства. Горожане в ужасе инстинктивно шарахались от мёртвой нищенки, хотя и не могли знать, что она стала первым уличным мертвецом, положившим начало буйному пиру чумы в городе. Рик шагнул к телу и внимательно осмотрел его. На грязном бледном подбородке застыли алые подтёки, струйками сбегавшие на шею и на грудь несчастной. Судья присел на корточки и повернул голову мёртвой женщины влево, рассматривая кожу за ухом, скрытую до этого момента длинными космами. Помимо ожидаемой грязи и ударившего в нос неприятного запаха давно немытого тела Рик увидел то, что и ожидал — за ухом и на шее мёртвой женщины вспухали чёрными комьями чумные бубоны.

Неслышно подошедший сзади Лонгин забормотал отходную молитву. Рик резко выпрямился, отерев затянутую в перчатку руку о подкладку плаща, и неприязненно бросил своему спутнику через плечо:

— Не трудись, монах, скоро таких здесь будут тысячи, на всех слов не хватит.

— Слов как раз хватит, — спокойно ответил Лонгин, осенив себя знамением, завершающим молитву, — слова не зерно, можно сыпать ими вдосталь.

Ричард оглянулся и посмотрел на Лонгина долгим тяжёлым взглядом, полным вызова и некоего презрения.

— Ты, что же, считаешь меня неспособным на поступки? — с раздражением спросил он. Монах только медленно покачал головой из стороны в сторону, и сказал:

— Судить не моё дело, а твоё. Ты же судья. А моё дело молиться, как ты успел заметить.

Ричарду показалось, что он явственно услышал в словах Лонгина плохо скрываемую издёвку.

Остальной путь до заведения Джонни судья и монах проделали в молчании, погружённые каждый в свои мрачные мысли. Лонгин думал о том, что теперь город сможет спасти только чудо, а судья размышлял о том, какую чушь несла в его адрес слепая оборванка. Так и не придумав ничего путного, Рик решил отложить размышления до утра. Но ни вечером, ни ночью, ни тем более утром ясность осознания или привычное отрешённое настроение к нему так и не вернулись и только раскатывающиеся эхом по сознанию слова женщины на улице не давали судье покоя, неизменно взращивая внутри него червячка отдалённого осознания и сомнений в правильности своего пути.

Он отлично понимал, что какое-то время он ещё сможет гнать их от себя, а потом наступит момент, когда он сам же, накрутив себя до предела, отчётливо и сознательно шагнёт в сторону с проторённой дорожки и обретёт неуверенность взамен утраченной ясности цели.

И теперь Рик желал только одного: не потерять хватки до тех пор, пока не достанет и не насадит на острый клинок Потребителя.

Но лучше от этого ему не становилось. Скорее, наоборот…

12.2. Чума на оба ваши дома!

Весть о чуме разлетелась по городу, словно на крыльях. На чёрных крыльях ангела смерти, спустившегося с небес возвестить о приходе Жнеца, что готовился собрать свою нехитрую жатву. Люди бежали по домам, в панике бросали свои вещи, семьи, детей и нажитое добро, спеша убраться подальше от обречённого города.

Но прежде, чем толпа обезумевших людей смогла прорваться лавиной через границы города, по периметру выставили кордоны. Власти, конечно, не сразу осознали масштаб и серьёзность произошедшего, но когда на улицах уже появились десятки мертвецов, скошенных чумой, будто по команде, градоправителю пришлось дать отмашку на объявление карантина.

Лекари сбивались с ног, стремясь обойти дома, чтобы предупредить здоровых держаться подальше от людей с признаками болезни. Но жители были настолько напуганы разносившимися слухами, сто крат приукрашенными и откровенно безумными, что не слушали предупреждений, стараясь любой ценой убраться прочь, подальше.

В какой-то момент истерика разрослась до такой степени, что один из стоящих на главной площади жителей решился на прорыв. Бросившись с заточенным куском железа на представителя властей, он рассёк ему горло от уха до уха, прокричав мигом примолкшей толпе:

— Зараза идёт от них!

Стадо растерянных людей бросилось убивать. Никто не задумался над словами безумца, никому не пришло в голову поразмыслить над логикой сказанного, никто даже не попытался образумить крикуна. Люди, пропитавшиеся страхом ожидания неизбежной смерти, накормленные до предела неофициальными слухами и домыслами, старались сбросить скопившееся напряжение, достигшее своего предела.

На площади загорелись факелы. Сначала робко и нерешительно, один, потом второй… вскоре по углам уже запылали настоящие костры, на один из которых и бросили труп полицейского с разодранным горлом. В его широко открытых, по-детски непонимающих глазах навсегда застыло удивлённое выражение. Бледные обескровленные губы кривились в предсмертном крике, одежда пропиталась кровью, что уже начала подсыхать, застывая бурой коркой на ткани, а по форменным штанам расползалось зловонное пятно от испражнений — неизбежное следствие любой смерти после расслабления всех сфинктеров.