Емельянов:
Но тогда … Вы возражаете против Троцкого…Млечин:
Да причём здесь Троцкий? Был изгнан уже давно из страны.Емельянов:
Оставьте в покое Павлика Морозова — его, в конце концов, убили. Вы всё время носитесь с этим…Млечин:
Я, вообще говоря, здесь не носился с Павликом Морозовым, кто помнит меня.Емельянов:
Я имею в виду…Млечин:
Извините…Емельянов:
Извините, опять-таки…Млечин:
…если я защищаю Павлика Морозова, то Вы защищаете человека, который создал атмосферу, в которой ребёнок шёл доносить на родителей, и это восстановление семейного очага!?Емельянов:
Да не шел он доносить — там был суд и его вызвали как свидетеля. Вот и всё.Сванидзе:
Спасибо.Млечин:
Ребёнка свидетелем против отца — где это видано?Сванидзе:
Спасибо. Сейчас короткий перерыв, после которого мы продолжим слушания.Сванидзе:
В эфире «Суд Времени». Мы продолжаем слушания. Прошу, сторона защиты, Леонид Михайлович, Вам слово.Млечин:
Я позволю себе заметить, что вот борьба за власть между Сталиным и Троцким, которую мы обсуждаем уже третий день — это было нечто большее на самом деле, чем борьба между двумя членами Политбюро ЦК ВКП(б). Это, в какой-то степени, с моей точки зрения, был вопрос о выборе пути. Я исхожу из того, что Троцкий, что бы про него ни говорили, никогда не стремился к роли первого человека, он никогда бы им не стал бы, даже не будь Сталин, и никогда бы… вообще, вопрос о том, что бы сделал Троцкий вообще не стоит. Троцкий, в борьбе со Сталиным отстаивал то, что он считал нужным по классике. Это означало, что да, внутрипартийная дискуссия. Да, может быть, это узковато, он не имел в виду дискуссию всей страны, но партия — это от партийной ячейки, партия — это, в том числе, комсомол, т. е. и молодёжь. Но, тем не менее, это моя версия, если позволите, я спрошу своих свидетелей, Зоря Леонидовна Серебрякова. Зоря Леонидовна, скажите, простой вопрос. Собирался ли Троцкий пожертвовать Россией ради мировой революции?Серебрякова:
Нет, мне кажется, что никаких оснований утверждать так нет. У меня отец всё-таки… Я тут говорю об этом просто потому, чтобы тезис Ваш подтвердить. Что отец был русский, связана абсолютно вся семья, всё с Россией, и сколько я помню и знаю — это для него всегда было чрезвычайно дорого и важно, всё. Он очень любил всё, что касалось Родины его. И для него Троцкий был огромным авторитетом. Кстати сказать, и в человеческом плане. Если бы он был такой неприятный, никогда бы он не вызвал такие чувства у человека, который столько времени с ним работал вместе и знал его достаточно близко.Млечин:
Спасибо большое. Можно буквально 30 секунд, Михаил Воейков. Будьте добры, скажите, пожалуйста, вот это крайне важный вопрос. Есть ли основания полагать, что Троцкий хотел пожертвовать нашей страной ради мировой революции?Воейков
: Это полный вздор! Никаких оснований нет. Троцкий сам писал: «Сванидзе:
Завершайте.Воейков
: …если, как Вы говорите, было бы всё спокойно, был бы Рыков, не Сталин, Троцкий мог быть бы, как вот в Китае, Дэн Сяопин, и мы бы постепенно развивались. Но тогда мы бы были китайцами.Сванидзе:
Спасибо. Знаете, это тоже в порядке замечания, а не в порядке вопроса. Тогда, для руководства большевистской партии, революция мировая была гораздо выше, чем Россия. Да уверен, что хотел он этого. И Ленин хотел! Они говорили: да что там, вот когда в Германии рабочие поднимутся — вот это будет — да! А Россию можно подстелить под этот мировой пожар. Они все так считали!Млечин:
Нет, позвольте уточнить. Нет-нет. Конечно, они все, как классические марксисты, исходили из того, что революция должна победить…Сванидзе:
По Марксу, по Марксу, да.Млечин:
…во всем мире — иначе какой в этом смысл. Но речь не шла о том, что одной страной нужно пожертвовать, её там сжечь в пожаре. Об этом разговора не было.Сванидзе:
Нет, специально сжигать…Но они были готовы, в случае необходимости.Млечин:
Но они этого не сделали.