Суд времени. Выпуски № 23-34

Кургинян: Как Вы прокомментируете доказательство № 4?

Материалы по делу.

Из обращения Льва Троцкого к членам кадетской партии от 17 декабря 1917 года: «Вам следует знать, что не позднее чем через месяц террор примет очень сильные формы по примеру французских революционеров. Врагов наших будет ждать гильотина, а не только тюрьма».

Кургинян: Это 1917 год, 1917! Как Вы прокомментируете то, что задолго до начала реального «красного террора» Троцкий уже говорит: сейчас начнётся террор, всем врагам будет гильотина и всё прочее. Как Вы прокомментируете это исторически доказанное высказывание?

Серебрякова: Да, я прокомментирую охотно, потому что я занималась этими проблемами. Первые суды, которые были после Октябрьской Революции, поражают своей мягкостью. «Вынести порицание», как вы знаете, «освободить под честное слово» и прочее, и прочее, и прочее. До начала мятежей, до начала лета 1918 года, по некоторым данным, 18 человек было расстреляно по каким-то, связанным с политикой, моментам. Когда был убит Володарский, Ленин писал, что мы грозим террором, но нас ни во что будут… нас тряпками будут считать, потому что мы его не проводим в жизнь. Это было уже лето 1918 г.

Кургинян: Я прошу единственное… Я крайне уважаю каждое Ваше слово, готов Вас бесконечно слушать… Я прошу всё таки прокомментировать ещё раз доказательство № 4.

Серебрякова: Это угроза, угроза. Мы часто говорим: я готов убить, за это полагается убивать. Что мы не говорим…

Кургинян: Но Вы знаете, что угрозы, даже сейчас, подсудны? Но это же политическое заявление! Он обращается к членам кадетской партии 17 декабря 1917 года, не 1918…

Серебрякова: И угрожает.

Кургинян: …и говорит: «Вам следует знать, что не позднее чем через месяц террор примет очень сильные формы… Врагов наших будет ждать гильотина…».

Серебрякова:

Это эмоциональный взрыв, который, кстати, был очень часто присущ Владимиру Ильичу Ленину и который ставят ему сейчас так в вину, как будто это было непосредственно приказом к исполнению.

Кургинян: Так, эмоциональный взрыв.

Серебрякова: Это эмоциональная реакция.

Кургинян: Можно доказательство № 5.

Материалы по делу.

Из книги Л. Троцкого «Терроризм и коммунизм» (1920 г.): «Красный террор есть орудие, применяемое против обреченного на гибель класса, который не хочет погибать. …Кто признает революционное историческое значение за самым фактом существования советской системы, тот должен санкционировать и красный террор».

Кургинян: Это — 1920 год.

Серебрякова: Ну, действительно, приходилось. Как всегда. Война есть война. Вы 1920 год приводите. Это война. Ещё война не кончилась, ещё мы знаем…

Кургинян: «Красный террор» — не есть война, есть гильотина против политических противников.

Серебрякова: Простите, пожалуйста…

Кургинян: И, простите, пожалуйста, если эти противники — не наши родственники, а другие русские люди, то мы не можем относиться к ним по-разному!

Серебрякова: Ни один меньшевик не был расстрелян. Это достаточное доказательство. Это значит…

Кургинян: Простите, я всё время привожу фразу из великого фильма Анджея Вайды «Пепел и алмаз». Говорит: «…По полякам стреляешь?» Говорит: «…А вы по воробьям?»

Сванидзе:

Спасибо.

Серебрякова: Непонятно, но ладно.

Сванидзе: Вообще, я должен сказать, что террор, конечно, был в ходу, несомненно, с красной стороны. Но Троцкий ли его инициатор? Конечно, он. Но далеко не только он, а Ленин.

Войтиков: Вы позволите нам…

Сванидзе: Нет, не позволю.

Серебрякова: Ленин, который лежал без сознания.

Сванидзе: Дело в том, что в своё время, уже после смерти Дзержинского, Менжинский, его правая рука, который тоже возглавлял ЧК после него, он, вспоминая Феликса Эдмундовича, говорил: «Феликс Эдмундович Дзержинский был не только замечательный террорист, но и замечательный коммунист». Т. е. слово террорист в устах большевиков было хвалебным.

Сейчас короткий перерыв, после которого мы продолжим наши слушания.